Обычные командировки. Повести об уголовном розыске - [15]

Зина задержалась в кабинете, видно, хотела что-то сказать, но ее потянул за руку Зотов:

— Пойдем, пойдем, ведь договорились!

По привычке проснувшись чуть свет, Александр Дмитриевич отправился в душ. Вернувшись в номер, хотел бриться, но потом решил: в парикмахерской. Наскоро проглотил несколько бутербродов, стакан кофе в гостиничном буфете и вышел на улицу.

На огромной стеклянной коробке неоновые трубки причудливо выписали французское слово «Салон». Ночью они светились, а сейчас, темнея, торчали над фасадом. Александр Дмитриевич смотрел сквозь стеклянную стену и встретился взглядом с брюнеткой, которой мастер заканчивал прическу. Женщина не отвела глаз, наоборот, с любопытством рассматривала Дорохова. Полковник улыбнулся ей и вошел в салон.

Он еще вчера узнал, что тот самый Жорж Бронштейн, о котором говорила мать Славина, работает в утреннюю смену, на втором этаже, в мужском зале. Большинство мастеров, скучая, ждали клиентов. В углу направо средних лет мужчина с черными как смоль усиками и буйной копной волос склонился над своими инструментами. «Он», — решил Александр Дмитриевич и направился к креслу парикмахера с усиками.

— Можно к вам?

— Пожалуйста, — ответил мастер, разглядывая незнакомого посетителя. — Вы у нас впервые?

— Да, вот хочу побриться.

— Прошу!

Руки Жоржа действовали уверенно, быстро, бритва была отлично направлена, и Дорохов даже закрыл глаза от удовольствия. Когда исчезли с лица остатки мыльной пены, Александр Дмитриевич согласился на компресс и начал разговор:

— Собственно, я к вам еще и по делу. Хотелось расспросить о Славине. Мне поручили вести расследование.

Руки Жоржа чуть сильнее прижали к его лицу горячую компрессную салфетку. «Хорошо, что салфетка, а не бритва», — подумал Дорохов.

— «Шипр»? — словно оттягивая предстоящий разговор, спросил Жорж.

— Терпеть не могу «Шипра»! — Александр Дмитриевич взглянул на выстроившиеся флаконы и попросил: — «Свежесть», пожалуйста.

— Странно. Все ваши коллеги любят «Шипр», — удивился Жорж, меняя пульверизатор. — А Славина я знаю давно. Мы вместе с ним в доме приезжих работали, а здесь... — Жорж на секунду замолчал и указал в сторону кресла у стеклянной стены, где, устроившись с комфортом, читала книгу молодая мастерица, — вот его место. Хороший был мастер, ничего не скажешь.

Он вместе с Дороховым подошел к кассе, подождал, пока полковник расплатится, и попросил:

— Может, нам лучше поговорить там, внизу, у директора? Я только уберу инструменты.

— Хорошо, — кивнул Дорохов.

В кабинете директора за маленьким столиком сидела та самая брюнетка, которую он только что видел через стекло. Дорохов протянул ей свое служебное удостоверение, женщина прочла и рассмеялась:

— Вот уж не думала, что вы из милиции! Когда вы меня рассматривали там, — она кивнула в сторону дамского зала, — подумала, что хотите со мной знакомиться.

— Верно. Решил познакомиться. Еще вчера. А увидев сегодня, старался отгадать вашу профессию... Но, откровенно говоря, мне и в голову не могло прийти, что вы заведуете этим стеклянным ящиком...

Женщина развела руками и предложила стул.

— А как вас величать прикажете?

— Наталья Алексеевна. Что же вас интересует в нашем заведении?

— Модные прически и красивые женщины... Не найдется ли у вас комнатушки, где можно побеседовать с вашим сотрудником Бронштейном?

— Разговаривайте здесь, а я пойду по своим делам. Понадоблюсь, Жорж меня найдет.

— Понадобитесь, Наталья Алексеевна, обязательно понадобитесь!

Жорж, Григорий Абрамович Бронштейн, наморщив лоб, старался подобрать нужные слова, о покойнике худо говорить ему не хотелось.

— Трудно мне, товарищ полковник, в двух словах рассказать, какой был Сергей, Одно время я с ним дружил, вместе гуляли, иногда выпивали, иногда в одной компании бывали, а потом у нас дружба разладилась. Не ссорились, не ругались, а встречаться стали только здесь, в парикмахерской.

— Это почему же?

— Не знаю.

— Может, простите, женщина тому причиной?

— Да нет. Зачем же. У нас разные вкусы. — Жорж замялся. — В общем, чепуха какая-то. — Он пожал плечами, наконец полураздраженно бросил: — Сегодня я заплатил, завтра я, послезавтра я... В общем-то, я нежадный, поймите меня правильно. Но почему же так, где справедливость? Если он отлучится, я его клиента не возьму, попрошу вежливо, чтобы подождал минут пять-десять... А ведь если меня минуту нет, скажет: совсем ушел... Короче, уж больно деньги любил, — решительно заключил Бронштейн. — Больше, чем своих друзей. А я ему даже помогал. Попросит: подмени на час-другой, я — пожалуйста. И всю работу в его карточку записывал.

— Добрый вы человек, Григорий Абрамович. И часто вам так приходилось?

— Да бывало... Девчонку он какую-то завел, никому, правда, не показывал. Парень от нее бегал к нему с записочками. Телефона-то в нашем заведении все нет.

— Особа-то, видно, великосветская, если еще и рассыльного имела... Брат, наверное?

— Да нет, — рассмеялся Жорж. — Борька Воронин с завода, у него и сестры-то нет.

Александр Дмитриевич, услышав фамилию приятеля Левы Ершова, по инициативе которого была написана жалоба на дружинников и Лаврова, насторожился и подумал: «Хорошо, что не успел поговорить с этим Ворониным. Теперь-то разговор будет более предметным». Не показав вида, что заинтересовался Ворониным, спросил: