Объясняя религию. Природа религиозного мышления - [131]
Однако у версии о когнитивных искажениях есть гораздо более серьезный недостаток. До сих пор мы исходили из того, что в сознании отражаются единицы информации, которые человек затем отвергает или принимает на веру. С этой точки зрения происходящее в сознании требует двух разных функций или органов – один из них будет адвокатом, а другой – судьей. Адвокат предлагает разные представления – во всех подробностях, со всеми связями, требованиями и оправданиями – на рассмотрение судье, который выносит вердикт. Какие-то представления выигрывают судебный процесс, и тогда им разрешается продолжать свою деятельность в сознании. Какие-то отметаются как невероятные и отправляются на когнитивную помойку.
В какой-то степени мы все испытывали что-то подобное. Предположим, мне говорят, что фламинго отличаются от других птиц тем, что размножаются, только надышавшись выхлопными газами от дизельных двигателей. Я, заинтересовавшись, начинаю рассматривать эту версию. Судья в моем сознании взвешивает доказательства (явно скудные), задает соответствующие вопросы («Не объяснит ли нам защита, как фламинго размножались до изобретения этих двигателей?») и отбрасывает версию как несостоятельную. Или, например, мне сообщают, что магнитное поле Земли за историю своего существования несколько раз меняло полярность и Антарктида какое-то время находилась на магнитном севере. Мысленный судья, взвесив доказательства, сочтет, что это утверждение отлично объясняет некоторые геологические факты, а значит, ему дозволено остаться в сознании.
Знакомо, но так ли в действительности выглядит процесс усвоения информации и использования ее как руководства к действию? Судебная версия не выдерживает критики, если присмотреться к системам, ответственным за сбор и обработку информации в мозге. Среди сотен специализированных систем, составляющих нормальный мозг, многие оказываются сами себе адвокатом и судьей. Они не предъявляют собранные данные ни судье, ни суду присяжных, а выносят вердикт сами, еще до того, как передать дело другим системам. Многие даже не утруждаются составлением связного заключения, просто отсылают им разрозненные данные, представляя их как факт, а не материал для прений.
Возьмем, например, зрительную систему – вот уж кто отлично умеет рисовать однозначную картину событий. Мы верим своим глазам и не сомневаемся, что увиденное действительно находится перед нами. (Я сейчас не про исключения, а про обычные случаи. Вы в зоопарке, там дерево, а под ним слон.) Однако зрительная система не предъявляет остальному мозгу всю сцену целиком. Она разбирает информацию, поступающую от зрительных нервов, на составляющие и обрабатывает их по отдельности. Одна структура преобразует двухмерное изображение на сетчатке в трехмерное; другая оценивает относительные расстояния между видимыми объектами; третья занимается их цветами; четвертая отсылает данные в базу распространенных очертаний для идентификации и т. п. (Я сильно упрощаю: например, размеры и положение объектов относительно друг друга обрабатываются разными структурами, а за мелкие детали отвечает, вполне возможно, не та структура, которая ведает крупными формами и очертаниями.)
Напрашивается предположение, что в мозге должен быть участок, где вся эта информация собирается воедино, в некую «мысленную картину» увиденного. Но такого участка нет. Зрительная система убеждает остальные системы мозга в том, что перед нами слон под деревом, не утруждая себя резюмированием. Она просто отправляет соответствующие данные соответствующим системам, и в каждом случае эти системы просто принимают сообщения от зрительной коры как есть, не взвешивая доказательства.
Таким образом, у нас имеются две разные модели того, как сознание выносит вердикт. Бывает, что мы взвешиваем доказательства и на их основе принимаем решение. В то же время многое принимается сознанием на веру подспудно и неподотчетно. Обсуждая религиозные идеи и верования, мы представляем их обработку в сознании согласно первой модели – с участием судьи и адвоката. Нам кажется, что представления о сверхъестественных сущностях – что они делают, как выглядят и т. п. – предъявляются сознанию, а затем по итогам прений либо принимаются как достоверные, либо отбрасываются. Однако на самом деле они усваиваются далеко не так.
Простые представления в сложном сознании
Что происходит в сознании при выработке убеждений? Чтобы лучше разобраться в этом, стоит вынести пока за скобки эмоционально заряженную область религии и рассмотреть простые убеждения, которые есть у всех нас. Например, большинство обычно предполагает, что дети умеют меньше, чем взрослые, и их умственный аппарат еще недостаточно развит. Почему нам это кажется настолько естественным? Есть много ситуаций, в которых детская незрелость выглядит очевидной. Мы говорим простую фразу, а малыш не понимает. А потом, даже научившись говорить, не воспринимает шутки. Многие маленькие дети плохо осознают имеющиеся у нас интуитивные нравственные установки и т. д. Во многих ситуациях наши интуитивные системы производят точные умозаключения (о смысле предложения, о соли шутки, об этически неприемлемом характере действия), которые от детей ускользают. Поэтому мы представляем детей как взрослых – минус некоторые важные способности (а не как, например, инопланетян с совершенно иным мировоззрением).
Ничто не мешает нам описывать и объяснять человеческие сообщества так же точно и столь же успешно, как и все прочее в мире, используя научный инструментарий. Так рассуждает эволюционный психолог Паскаль Буайе в этой новаторской книге. Сопоставляя последние достижения эволюционной биологии, психологии, генетики, экономики и других научных дисциплин, автор представляет новый взгляд на устройство человеческих обществ. Буайе убедительно доказывает, насколько значимую роль когнитивные процессы играют в том, как люди выстраивают иерархии, семейные и гендерные нормы, как возникают межгрупповые конфликты и этнические стереотипы. В фокусе его внимания находится принципиальный вопрос: как выработанные в ходе эволюции способности и предрасположенности человека объясняют то, как мы живем в обществе? И почему данные естественных наук критически важны для понимания исторических событий и социальных процессов?
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.