Объясняя религию. Природа религиозного мышления - [110]
Теперь посмотрим, что будет, если то же взаимодействие – столкновение с социальным явлением, не имеющим концептуального объяснения, – обставить неким обрядом. Теперь, когда двое образуют устойчивую пару, у окружающих имеется особый сценарий действий с расписанным текстом и набором ролей. Исполнять его надлежит прилюдно. Постепенное превращение мальчиков из балуемых родителями недорослей в потенциальных союзников по коалиции отмечается испытаниями, цель которых – обозначить цену дезертирства. Требуемые сценарием действия представлены так, чтобы включить определенную интуитивную установку, подразумевающую, что невыполнение или неправильное выполнение может иметь негативные последствия.
Социальные процессы в обрядах не нуждаются, но обряды релевантны тому, как люди эти процессы воспринимают. Когда мы видим, как те, чье мнение для нас значимо, связывают набор определенных действий с социальными последствиями, которые кажутся магическими, эта связь оказывается устойчивой, поскольку легко усваивается и дает обильный урожай умозаключений. Легкость усвоения объясняется тем, что интуитивные установки у нас уже заложены: система защиты от заражения приучила нас к дотошному выполнению немотивированного внешне набора предписанных действий с целью избежать невидимой опасности. Кроме того, обрядовые институты порождают множество умозаключений. Например, присутствие на свадьбе может породить интуитивное предположение, что теперь ваши отношения – и отношения остальных участников – с молодоженами изменятся. Однако сам обряд дает вам простое представление о том, почему эти перемены становятся ясны сразу всем участникам, ведь событие это яркое и служит отправной точкой для обеих вовлеченных сторон.
Обряды не вызывают социальные последствия, но создают такую иллюзию. Отправляя ритуалы, люди одновременно формируют соответствующее представление (легко воспринимаемое, поскольку оно активирует систему защиты от заражения) и определенное социальное воздействие, которое они воспринимают на интуитивном уровне. Мысли о социальном воздействии накладываются на мысли о следствии обряда, поскольку касаются одного и того же события. Естественным образом возникает впечатление, что социальное воздействие было произведено обрядом.
Иллюзия подкрепляется тем, что отказ от определенной общепринятой церемонии зачастую расценивается как уклонение от социального сотрудничества. Например, если увязать определенный обряд (инициацию) с сотрудничеством между мужчинами, а другой (свадьбу) – с выбором брачного партнера, отказ от обряда будет приравнен к отказу вступать в социальное объединение с остальными. Там, где все демонстрируют свою открытость и надежность отсутствием штор на окнах, зашторивание будет недвусмысленно сигналить о нежелании сотрудничать. Иллюзия неразрывной связи обряда с его результатом, хоть и ложная с точки зрения объективных представлений о человеческом обществе, становится вполне реальной для участников, поскольку их выбор – либо совершить предписанные действия (тем самым подтверждая, что обряд неотъемлем), либо уклониться от сотрудничества с другими членами общества, о чем в большинстве человеческих объединений даже речи быть не может.
Трансцендентность на бытовом уровне: лазейка для богов и духов
Прежде религиоведы считали, что обряды в целом выражают некое эмоциональное религиозное отношение, благоговейный трепет перед богами и духами, смесь страха, уважения, покорности и доверия, порождаемую представлением о богах и духах как чрезвычайно могущественных силах. Примерно так религиозные церемонии выглядят в фильмах и комиксах – разряженный в перья жрец бормочет непонятные заклинания посреди толпы фанатиков, погруженных в транс громким барабанным боем и изменяющими сознание веществами. Такие обряды тоже встречаются, но остальные – большинство – вполне спокойное действо. Зрелище не всегда красочно, и его исход не всегда драматичен. Эмоциональная вовлеченность тоже сильно варьируется. Посвящение шамана в Непале или инсценированное убийство юношей в Центральной Африке, описанные в начале главы, без сомнения, зрелищны, в отличие от манипуляций с реликвиями в Индонезии и принесения в жертву козла.
Самое главное, что предполагаемое присутствие богов и духов – вовсе не обязательная для обряда черта. Жертвование козла воспринимается как дар богине, присутствие этого невидимого партнера по обмену – составная часть представления о данном обряде. Тогда как инициацию юношей у гбайя проводят старшие мужчины, устраивая сложную череду ритуалов и загадочных спектаклей, в которых предки не участвуют.
Кто-то возразит, что в таком случае обряды делятся на два вида – религиозные и нерелигиозные. Рукоположение священника – религиозный обряд, поскольку предполагается, что Господь рядом, тогда как регистрация брака в загсе – церемония нерелигиозная. Вооружившись этими критериями, можно попытаться нащупать разницу между соответствующими видами, однако, как антропологи успели убедиться на горьком опыте, это сопряжено с рядом сложностей. Во-первых, найдется масса пограничных случаев, где сверхъестественные силы упоминаются, но на первый план не выходят. Во-вторых, других четких принципиальных различий (кроме, собственно, присутствия сверхъестественных сил в одной разновидности) между двумя типами обрядов нет. Многие гражданские бракосочетания проводятся по тому же сценарию, что и венчание в церкви.
Ничто не мешает нам описывать и объяснять человеческие сообщества так же точно и столь же успешно, как и все прочее в мире, используя научный инструментарий. Так рассуждает эволюционный психолог Паскаль Буайе в этой новаторской книге. Сопоставляя последние достижения эволюционной биологии, психологии, генетики, экономики и других научных дисциплин, автор представляет новый взгляд на устройство человеческих обществ. Буайе убедительно доказывает, насколько значимую роль когнитивные процессы играют в том, как люди выстраивают иерархии, семейные и гендерные нормы, как возникают межгрупповые конфликты и этнические стереотипы. В фокусе его внимания находится принципиальный вопрос: как выработанные в ходе эволюции способности и предрасположенности человека объясняют то, как мы живем в обществе? И почему данные естественных наук критически важны для понимания исторических событий и социальных процессов?
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.