Объясняя религию. Природа религиозного мышления - [106]
Испытания обретают гораздо больший смысл, если принять во внимание, что военные действия и сплоченность сил в племени активируют системы сознания, отвечающие за коалиционное поведение. Разница между коалицией и обычной группой, как мы помним из третьей главы, заключается среди прочего в том, что коалиция может проводить крайне рискованные операции, если соблюдаются определенные условия взаимодействия. Каждый участник коалиции должен сигнализировать, что он будет сотрудничать любой ценой, и, судя по всему, именно на этой интуитивной установке обряды инициации и строятся. Лучший способ оценить, готовы ли юноши заплатить высокую цену как члены коалиции, – заставить их внести, условно говоря, задаток в форме перенесенной боли. Но это не единственный смысл. Необходимое требование для любого успешного сотрудничества в форме коалиции не только согласие заплатить «членский взнос», но и доверие к другим участникам. С одной стороны, инициация вроде бы не дает молодым кандидатам никакой выгоды, наоборот, одни издержки. Однако она подтверждает каждому из них, что другие действительно не отступятся. Соответственно, процесс и непосредственные итоги обряда связаны не с возмужанием самих кандидатов, а с возможностью создавать рискованные коалиции с другими мужчинами.
В этих обрядах много неочевидного даже для самих участников, которых одновременно сбивает с толку и завораживает «игра взаимоотношений»: ты думаешь, что состоишь в заговоре со старшими против женщин, детей и других неучастников, но в тайном месте происходит совсем иное. Эта уловка подразумевает действия по отношению к другим, которые трудно осмыслить или уложить в сознании, зачастую довольно причудливые, но интуитивно связанные с результатами церемонии. Сами четко не представляя почему, участники чувствуют, что «игра», в которую они играют, заметно влияет на их отношения с другими. И это действительно так, хотя объяснить, что это за влияние, участники не могут.
Отметить и обозначить
Обряд меняет социальные отношения, но, как именно, сами участники представляют смутно. Это относится даже к самым знакомым обрядам, не таким экзотическим и сложным, как инициация. Возьмем, например, многочисленные «отмечания» – церемонии, организуемые по поводу событий, совершающихся независимо от обряда, таких как рождение ребенка или образование семейного союза. Ребенок не считается «действительно» родившимся, пока не будет исполнен некий положенный ритуал, а пара не считается семьей до свадьбы. Участники прекрасно знают, что родившийся ребенок жил на свете и до совершения обряда. Но во многих местах официальным моментом появления ребенка на свет считается момент проведения соответствующей церемонии, до которой объявлять о рождении ребенка считается неуместным, хотя эмоциональная реакция родителей и близких от этих условностей, разумеется, не зависит. Точно так же и свадебные церемонии присутствуют почти во всех культурах, однако люди прекрасно знают, что два взрослых человека могут вступить в долгосрочное половое и экономическое партнерство без всяких обрядов. То есть перед нами вновь условность, а не факт. Но зачем же тогда прибегать к помощи обрядовых институтов?
Стандартный ответ антропологов – и, мне кажется, они на верном пути – подобные события, хоть и кажутся «личными», на самом деле имеют важное значение для общества. В большинстве человеческих обществ сама мысль о том, что рождение ребенка никого не касается, а брачный союз – личное дело в него вступающих, покажется очень странной. Рождение ребенка помещает родителей в новую ситуацию социального обмена и распределения ресурсов. Родители вкладывают в свое потомство больше, чем кто-либо другой. Потребность накормить и защитить своего ребенка, а не чужого – общечеловеческая по очевидным эволюционным причинам. Конечно, характер ресурсов и защиты в разных обществах и культурах – от собирателей до промышленной среды – будет различным, равно как и способ обретения этих ресурсов (от общинного промысла до частного предпринимательства). Однако в любом случае сотрудничество с окружающими будет сильно варьироваться в зависимости от того, есть ли у них дети, сколько, какого возраста и т. д.
Поэтому рождение ребенка – это общественное событие, и именно поэтому многие приуроченные к этому обряды (крещение, обрезание, официальное нарекание) проводятся некоторое время спустя после появления на свет. Во многих обществах официальной доктриной декларируется, что до проведения подобной церемонии ребенок еще не родился «по-настоящему». Если считать поводом для обряда биологическое появление ребенка на свет, установка кажется парадоксальной. Однако учтите, что вплоть до последнего времени в большинстве сред человеческого обитания рождение ребенка не гарантировало – ввиду высокой младенческой смертности, – что у человека действительно появилось потомство, в которое можно вкладывать ресурсы. Поэтому временной разрыв между рождением и обрядом подтверждает, что обряды обретают актуальность, только когда становится ясно, что ребенок на этом свете задержится и взаимодействие в обществе действительно претерпит некоторые изменения с учетом того, что родители теперь будут отдавать ресурсы ребенку.
Ничто не мешает нам описывать и объяснять человеческие сообщества так же точно и столь же успешно, как и все прочее в мире, используя научный инструментарий. Так рассуждает эволюционный психолог Паскаль Буайе в этой новаторской книге. Сопоставляя последние достижения эволюционной биологии, психологии, генетики, экономики и других научных дисциплин, автор представляет новый взгляд на устройство человеческих обществ. Буайе убедительно доказывает, насколько значимую роль когнитивные процессы играют в том, как люди выстраивают иерархии, семейные и гендерные нормы, как возникают межгрупповые конфликты и этнические стереотипы. В фокусе его внимания находится принципиальный вопрос: как выработанные в ходе эволюции способности и предрасположенности человека объясняют то, как мы живем в обществе? И почему данные естественных наук критически важны для понимания исторических событий и социальных процессов?
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.