Объясняя постмодернизм - [37]
Кант о коллективизме и войне
Из всех значительных фигур немецкой философии модерна Кант, пожалуй, один из тех, на кого социальная мысль Просвещения повлияла более всего.
Между Руссо и Кантом существует очевидная интеллектуальная связь. Биографы Канта часто повторяют сочиненный Генрихом Гейне анекдот о том, что Кант всегда прогуливался вечером в определенное время, которое было таким регулярным и четко заданным, что соседи могли сверять свои часы по его появлениям, за исключением одного случая, когда он опоздал на свою прогулку, потому что был так захвачен чтением романа «Эмиль» Руссо, что потерял счет времени. Кант воспитывался в традициях пиетизма, движения внутри лютеранства, которое исповедовало простой образ жизни и отказ от внешних декораций. Поэтому в доме Канта на стенах нигде не было картин, с одним исключением: над его столом в кабинете висел портрет Руссо[162]. Кант сам писал: «Читая Руссо, я учусь уважать человечество»[163].
Мыслители Неопросвещения атаковали Канта за две вещи: его скептическую и субъктивистскую эпистемологию и его этику бескорыстного долга, или категорического императива[164]. Предложенное Кантом описание разума отлучает разум от когнитивного контакта с реальностью и, таким образом, уничтожает возможность получения знаний, а его описание этики отлучает мораль от счастья, тем самым отрицая смысл жизни. Как мы обсуждали во второй главе, веские аргументы Канта были мощным ударом по Просвещению.
Однако в политическом отношении Кант часто считался либералом, и в контексте Пруссии XVIII века в этом была доля истины. Но тем не менее в контексте либерализма Просвещения Кант расходился с либеральными принципами по двум вопросам: его коллективизм и его защита войны как средства достижения коллективистских целей.
В эссе 1784 года «Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане» Кант утверждал, что человечеству уготована, предопределенна судьба. У природы есть план. Однако это «тайный план природы»[165], и, будучи таковым, он требует особой расшифровки философами. Человеческое предназначение заключается в том, чтобы максимально развить и усовершенствовать все заложенные природой способности человека, особенно его разум[166].
Но, говоря о человеке, Кант не имел в виду индивидуальную личность. Цель природы имеет коллективный характер – развитие человеческого рода. Кант пояснял: способности человека «полностью развиваются только у рода, а не у индивида»[167]. Индивидуальная личность – лишь исходный материал для природных целей, как написал об этом Кант в своей полемике с Гердером: «Здесь природа показывает лишь, что она предоставляет особи полностью разрушаться и сохраняет только род»[168]. И опять в своем эссе 1786 года «О начале человеческой истории» Кант утверждал, что «между тем это движение, которое для рода является прогрессом, переходом от худшего к лучшему, не имеет того же значения для индивидуума»[169]. Развитие индивидуальной личности находится в конфликте с развитием человеческого рода в целом, а считаться следует только с развитием всего человечества.
При этом Кант считал, что развитие человеческого рода не связано ни со счастьем, ни с самореализацией: «Природа беспокоилась вовсе не о том, чтобы человек жил хорошо»[170]. Индивидуальная личность и даже все живущие ныне люди есть только одна из стадий всеобщего процесса, и их страдания не имеют значения в свете конечной цели природы. Если точнее, Кант утверждал, что человек должен страдать и заслужил это. Человек – это греховное существо, существо, которое склонно следовать своим желаниям, а не требованиям долга. Отзываясь эхом на Руссо, Кант обвинял человечество в том, что оно выбрало разум, в то время как наши инстинкты могли бы служить нам, в совершенстве исполняя свою роль[171]. И теперь, когда разум проснулся, он соединился с личным интересом для того, чтобы преследовать любые бесполезные и развращенные желания. Поэтому, писал Кант, сам источник нашей пресловутой свободы есть также наш первородный грех: «История свободы начинается со зла, ибо она дело рук человеческих»[172].
Кант предупреждал нас: «Но нам еще многого недостает, чтобы считать нас нравственно совершенными»[173]. Человек – это существо, сотворенное из «корявого дерева»[174]. И нужны могущественные силы для того, чтобы выпрямить нашу извращенную природу.
Одна из этих сил – мораль, мораль строгого и бескорыстного долга, который противостоит животным наклонностям человека. Нравственная жизнь такова, что ни один рациональный человек не захочет «жить дольше, чем это действительно возможно»
