Объяснение в ненависти - [61]

— Мне тогда повезло, — продолжала Вера. — Женя оказался очень открытым, контактным пациентом. Он написал мне, что влюбился в девушку старше его. И она смотрит на него как на ребенка. А он не ребенок. В общем, первая любовь, первое разочарование и первая боль неразделенного чувства.

— И это толкнуло его на самоубийство?

— Вспомни себя в подростковом возрасте. Разве тебе тогда не казалось, что жизнь кончится, если с тобой не заговорит вот этот мальчик, если на дискотеке он не пригласит тебя на танец? А у Жени был еще и могучий комплекс неполноценности, который он не успел ничем компенсировать.

— Ладно, с мальчиком я все поняла. Жалко его. Но ты лечила его три года назад, а руки он на себя наложил недавно. Причем здесь ты? Если доктор вылечил больного, допустим, от язвы желудка, а больной вдруг взял и нажрался того, чего при язве категорически нельзя, и — привет! — умер от собственной неосторожности, то при чем тут гастроэнтеролог?

— Видишь ли, Даша, хороший доктор тот, кто и после выздоровления пациента продолжает интересоваться его судьбой. Не то чтобы он должен день и ночь думать, как там его Иванов или Сидоров, нет, просто этот Иванов или Сидоров может в любой момент прийти к своему врачу посоветоваться. Понимаешь? Просто так. Потому что врач, однажды спасший, — он словно кровный родственник. К нему тянет, даже когда ничего не болит. Так бывает у любого специалиста, неважно, терапевт он или уролог, дантист или гинеколог. А у психотерапевтов особенно. У нас ведь на самом деле не больные, а просто люди с проблемами, и они постоянно возвращаются к нам за советом.

— Какие ты даешь советы?

— Как раз советов я никогда не даю. Я неправильно выразилась. Это пациенты думают, что они приходят за советом, а в действительности они приходят для общения, чтобы выговориться, что-то понять… Да мало ли зачем. Поэтому с пациентами устанавливается какая-то незримая ниточка-связь, контакт. И если Женя Цымбал покончил с собой, то этот контакт разрушился по моей вине.

Даша нахмурилась.

— Я решительно не согласна. Ты ни в чем не виновата! Вера, что за глупость ты себе втемяшила в голову? — Дарья нервно закурила уже третью за время разговора сигарету.

— Ты думаешь, я слишком щепетильна в профессиональных вопросах? Может быть. Но теперь, когда уже поздно, я говорю себе: почему я выпустила этого мальчика из круга внимания? Ведь знала, что он нуждается в постоянной психологической помощи. И тем не менее совсем о нем забыла! Я стала черствой, холодной и равнодушной, вот в чем дело.

— Ага! Гуманист всегда чувствует себя тираном, а тиран — гуманистом! Это про тебя сказано. У меня просто нет слов! Одни выражения! Причем совсем не те, какие есть в словарях! Нет, я не могу. — Сотникова поискала глазами официантку, сделала приглашающий жест и спросила: — У вас есть «Шато Лангранж»? Отлично. Мне сто пятьдесят, а моей подруге сто граммов «Мартини Бьянко».

Женщины молчали, каждая погрузилась в свои мысли. Для вина принесли небольшой тонконогий фужер с расширенным дном и сужающимся горлышком. А для мартини — треугольный широкий бокал с ободком из сахарных кристаллов и половинкой лимона, насаженной на тонкое стекло. Откуда-то звучала тихая гитарная музыка. Они отпили вино, и Вера облегченно вздохнула:

— Вкусная еда, вкусное питье и разговор с понимающим человеком. Три составные части лекарства от депрессии. Сама бы предложила любому в тяжелую минуту.

— Слава Богу, — вздохнула и Даша. — Значит, мне уже не надо приводить сто примеров того, какая ты мягкая, добрая и теплая!

Подруги рассмеялись так звонко и весело, что обслуживавшая их девушка у барной стойки обернулась и тоже улыбнулась.

— Так, — сказала Даша. — Давай по делу. Насчет работы… Я тут сейчас вспомнила: на доске объявлений в моем подъезде висит такое обращение: «Отчаявшимся похудеть. Телефон такой-то. Спросить Тамару Петровну».

— Ну, для нас с тобой это не актуально…

— Я не к тому. Просто моя креативная мысль сейчас пошла дальше. Мысленно я выстроила такую рекламную трехходовку. Следи за фразами: «Отчаявшимся похудеть. Спросить Тамару Петровну. Отчаявшимся поправиться. Спросить Ивана Иваныча. Просто отчаявшимся — спросить Веру Алексеевну!» Нравится?

— Ты у нас великий и могучий рекламный гений. В этом никто не сомневается. Собираешься пристроить меня на работу с помощью столбовой рекламы? — Вера предположила, что Сотникова в порыве дружеского энтузиазма готова пойти на любые шаги.

— Вовсе я не собираюсь расклеивать объявления о твоих дивных способностях на столбах. Я похожа на дуру?

— Сейчас ты похожа на гуру! — хмыкнула Вера.

— Ну и договоримся, что ты в своем деле ас, а я в своем. Убеждена, что такого обалденного специалиста просто с руками оторвут, если только узнают, что ты свободна.

— А откуда узнают? Не стану же я и в самом деле давать объявления в газету…

Сотникова с состраданием глянула на подругу и заявила не терпящим возражений тоном:

— Тебе не нужно ничего делать. Дай мне свою визитницу.

— Зачем? — удивилась докторша.

— Когда ты вытащила меня из той истории с пропавшим черным жемчугом и бандитом-банкиром, я ведь не спрашивала тебя: «Зачем? Почему? И как ты этого добьешься?» Правда? — нетерпеливо протянула руку Даш а. — Ты тогда всего-навсего спасла мою фирму от разорения, мою репутацию от грязи, а меня саму… Возможно, если бы не ты, Веруня, я свалила бы в их гребаную Америку, и тот ужас, который нагнал на меня этот негодяй, остался бы во мне навсегда. Ты не дала ему сломать меня как личность! А теперь я всего-навсего хочу хоть как-то вернуть тебе долг.