Обстоятельства гибели - [110]

Можно только предполагать, что оборудование и материалы для своего нелегального бизнеса Филдинг получал через ЦСЭ, вынося необходимое под покровом ночи мимо бдительной охраны или же указывая в заказах другой адрес получателя. Не исключено, что-то приходило прямиком сюда, в домик на берегу. Пока я складываю кусочки мозаики, сам Филдинг находится рядом, лежит под синей простыней на чистом каменном полу. Под головой у него, насколько можно судить, большая лужа крови. Кровь уже разделяется и свертывается, но процесс разложения замедлился из-за низкой температуры в подвале. Холодно здесь так, что можно видеть парок от собственного дыхания.

Вспыхивает и гаснет фотовспышка. Кто-то широкоплечий в желтом костюме фотографирует угол подвала с установленной желтой треногой. Насколько я могу судить, электрооптическая дальномерная система уже выполнила свою работу, записав координаты каждой мелочи, включая и то, что фотографирует полковник Прюитт, — почерневший участок стены над полом. Поймав мой взгляд, Прюитт опускает камеру. Я подхожу к омерзительному черному пятну и улавливаю запах смерти, тяжелый, едкий, густой запах крови, пролившейся и высыхавшей на протяжении месяцев в этом не знающем солнца, холодном подвале. Я чувствую плесень. Чувствую пыль. Замечаю клочья старого грязного ковра и куски фанеры у дальней стены. Судя по пыли и грязи на белом полу, ковер и фанеру принесли сюда не так уж и давно.

К стене, на высоте моей головы, прикручены якорные скобы, напоминающие те, что используют в подъемниках. Веревки, шприцы для смазки, крепления, тележки, захватные крюки, вертлюг с кольцами на потолке… Оглядывая все это, я понимаю, что Филдинг создал здесь механизм для перемещения тяжелых емкостей с жидким азотом, и в какой-то момент, когда он занялся своим нелегальным бизнесом, вся эта система обратилась против своего создателя.

— Насколько я смог понять, пользовались колуном — отсюда и сила удара, и резаные повреждения, — говорит Прюитт вместо приветствия, как будто наша встреча здесь в порядке вещей, обычное продолжение того, что было в Довере. — По сути, кувалда с одной стороны и что острое, вроде ледоруба, с другой. Плюс длинная рукоять. Лежала под ковром, вместе со спортивной курткой бостонского колледжа, кроссовками и другой одеждой. Предположительно, все принадлежало Уолли Джеймисону. Здесь все этим было накрыто. — Он показывает на ковер и фанеру, и я понимаю, что ими прикрывали место преступления. — Вещи, включая, разумеется, и колун, уже отправили в вашу лабораторию. Вы орудие убийства не видели? — спрашивает он.

— Нет.

— Представляю, что бы я почувствовал, если бы ко мне с таким заявились. Господи. Сразу Лиззи Борден[67] вспоминается. Да еще окровавленные веревки болтаются. — Он указывает на привинченные к стене кольца, почерневшие от старой, давно высохшей крови, и я почти ощущаю запах страха, невообразимого ужаса, который испытал тот футболист, замученный и убитый на Хеллоуин.

— Почему он все это не убрал? — Я задаю первый пришедший в голову вопрос. Подвал выглядит так, как будто в нем и не прибирались после жестокого, садистского убийства Уолли Джеймисона.

— Выбрал путь наименьшего сопротивления. Забросал тряпками и фанерой и махнул рукой. Поэтому здесь столько грязи и прочей дряни. Такое впечатление, что после убийства он даже ничего не помыл. Собрал в кучу и сдвинул к стене — вот и все.

— Не понимаю, почему он ничего не вымыл, — повторяю я. — Ведь прошло три месяца. Оставил все как есть. Странно…

— По одной версии, это его возбуждало. Есть такие люди, они что-то фотографируют и снимают, а потом дома как бы продолжают делать то же самое. Филдинг каждый день возвращался сюда, зная, что его здесь ждет, и от этого получал кайф.

Он или кто-то другой. Джек не мог получать кайф от вида крови. Его даже на вскрытии иногда тошнило. Бентон скажет, что это все наркотики. И остальные тоже так скажут. Может быть, так оно и есть. Филдинг изменился, стал другим — этого я отрицать не могу.

— Наши специалисты могут вам помочь, — говорит Прюитт, глядя на меня через пластиковый щиток, который постоянно запотевает от дыхания. Живые карие глаза смотрят дружелюбно, но в них заметно беспокойство. Чувствует ли он то же, что и я? Чувствует ли, что здесь что-то не так? Может быть, глядя на почерневшую стену с привинченными к ней якорными скобами, он задается тем же вопросом, что и я.

Почему Джек это сделал?

Экстракция семени для продажи безутешным семьям — дело почти понятное. Можно, конечно, обвинять его в жадности и стремлении к наживе. Но он мог пойти на это и по другой причине: он чувствовал свое могущество каждый раз, когда возвращал жизнь взамен отобранной. Но я вспоминаю фотографии и видеозаписи изуродованного тела Уолли Джеймисона и те мысли, что пришли ко мне тогда. Его убийство называли преступлением на сексуальной и эмоциональной почве, как будто тот, кто набросился на парня со страшным оружием, питал к нему какие-то чувства. Разве что так можно сказать о ярости, утихшей лишь после того, как на теле футболиста не осталось живого места. А потом убитого отвезли на катере, может быть на боте Филдинга, в бухту и сбросили в воду у пункта береговой охраны — акт, по мнению Бентона, дерзкий и вызывающий в отношении правоохранительных органов. И тоже плохо совместимый с характером Филдинга, которому просто не хватило бы смелости сыграть такую роль.