Но что чьи-то советы Розе Макгрегор? Она шла по берегу, переворачивая ногами камешки и насвистывая под нос.
— Эт мой берег. — Шелки, спрятавший тюленью шкуру за валуном, упёр в бёдра кулаки.
Роза оглядела его с головы до ног и облизнула губы.
— Не видели моего барашка, часом?
* * *
— А после я говорю ей, что возвращаюсь в море, — продолжал шелки. — И чтобы она даже не пыталась найти мою тюленью шкуру. А она мне знаете что?
Остальные знали, — он рассказывал уже много раз, — но из вежливости дали закончить.
— Она такая: «На что мне твоя шкура? Как будто я хочу тебя захомутать!» — Он нахохлился. — Теперь не могу даже вернуться на тот берег. Даже камни напоминают о ней.
— Как так? — не понял зеленоглазый.
— Там базальтовые валуны.
Сидящие у костра смотрели с вопросом.
— Ну, вы знаете… Большие, округлые, как… — Он покрутил рукой.
— А-а-а…
— Да.
— Ясно.
Фейри-конь фыркнул. Шелки обжёг его взглядом. Шелки и пука дружат как пресная вода и соль.
— Не надо мне тут, конская морда. Сам хорош.
На миг показалось, что пука хочет возразить, потом он понурился.
— Да, — признал он. — Устроил обычное своё представление. Ласковый конь. Взбирайся на меня, девушка, покатаемся. А она мне улыбается — эти ямочки на щеках — и говорит, что прокатиться совсем не прочь, да только не так. — Он вздохнул. — Оставался ради неё человеком почти неделю.
Фейри с наперстянкой взял очередной стебель и стал вплетать в толстую цветочную косу.
— А потом обернулся конём, хотел утащить её в озеро, утопить…
Низкий, злой ропот остальных.
— Ну извините! Я пука! Мы топим людей! Не ждём, пока они умрут от разбитого сердца! Раз — и всё!
— Вахлаки, вот вы кто, — сказал шелки. — Мы хотя бы не убиваем дам после.
— Если не давите во время того, мешки с салом, — прорычал пука.
— Девушки любят потолще, так им ночью теплее, ты, конская морда.
— Полегче, вы оба, — сказал узкобёдрый и налил всем пива.
— Ну и вот, — бубнил пука, — превратился я в коня, а она и погладь меня по носу.
Вздохнув, он уставился в кружку.
Остальные ждали. Спустя минуту шелки не выдержал:
— И всё?
— Что? Это было очень мило. Немногие умеют правильно гладить по носу. А потом хлоп по боку: беги, хорошая лошадка!
— Вот и со мной так же, — уныло сказал узкобёдрый.
— Э-э… тоже назвала хорошей лошадкой?
— Нет! — Он вспыхнул зеленоватым румянцем до кончиков ушей. — Шлёпнула меня по заду и сказала, что отыщет в следующий раз, когда будет поблизости.
Костёр трещал. Фейри с наперстянками держал уже неохватный их пучок.
— Мы что, чахнем? — вдруг спросил зеленоглазый. — Вот на что это похоже?
— Не чахнем мы!
— Конечно, нет!
— У нас не разбиты сердца.
— Нет.
— Хорошо.
Пука обернулся на время человеком и хватил пива.
— Тогда, значит, через год в это же время?
— Я буду.
— Придём.
* * *
— Баба? Баба, тут на заднем крыльце…
Роза Макгрегор разменяла седьмой десяток, но на ногу была легка как молоденькая. В кармане у неё всегда лежал железный подковный гвоздь, отчасти в память о покойном муже-кузнеце, отчасти потому, что хладное железо не даёт фейри забыть о вежливости.
Её самой маленькой внучке исполнилось около пяти. Она немного походила на шелки отсутствием шеи и настырностью шелки-самца.
Мать надеялась, что это пройдёт.
— Не волнуйся, — дала совет Роза. — Главное — как себя поставишь, золотце. Она отлично устроится в мире.
— Тут цветы, баба, — с сомнением сказала внучка.
— А-а… уже осень, да?
Вдруг улыбнувшись, Роза распахнула заднюю дверь.
В воздухе пахло морозцем. С широкого дуба на крыльцо нападали листья, но их было почти не видно под большущим букетом наперстянок, — розовые колокольцы, пятнистые донышки, — который оставил для неё кто-то.
— Почему кто-то оставляет тебя цветы, баба?
— О, это долгая история. У твоей бабушки была захватывающая юность. Расскажу тебе, когда будешь постарше. — Роза Макгрегор замялась, глядя вниз на упрямое личико. — Намного, намного постарше.
Перевод — Alabarna
