Общество "Сентябрь" - [77]
— А кроме того, — продолжал Пейсон, — ему легко было верить. Он говорил о моем отце как о человеке, которого знал очень близко: так когда-то говорили о нем дедушка с бабушкой. Про его характер, как в хорошем настроении он умел всех обворожить, про вспыльчивость. Я не почувствовал ни капли притворства. Вы, конечно, вольны сделать иные выводы.
— Понятно. Должен сказать, — Ленокс протянул часы назад, — что они скорее всего подлинные. На чем вы с ним расстались?
— Он собирался в Лондон, чтобы докопаться до сути происходящего, а мне посоветовал в любую минуту быть готовым к бегству. И мы придумали способ договариваться о следующей встрече…
— Пустые конверты, которые вы получали?
— Да, как вы?! Так и есть… о каждой следующей встрече мы договаривались заранее, а пустые конверты подтверждали, что уговор остается в силе.
— И сколько еще раз вы встретились?
— Еще дважды, в разных местах под Оксфордом. До встречи в тот вечер, после которого я скрылся.
— Бальная карточка, — пробормотал Ленокс. — Она служила для отвода глаз. Вы послали ее, объяснив в отдельной записке, что если он подпишет карточку именем вашего слуги Роналда Лайта, никто не обратит внимания.
— Абсолютно верно. Надо же, как вы сразу все поняли.
— Как раз наоборот: я тащился, как товарняк, с остановками на каждом шагу.
— Кентербери написал, что ему нужно срочно меня видеть, мы договорились о встрече на балу в колледже Иисуса. Мне было не до танцев и вообще не до веселья. Наконец он пришел и сказал, что я должен бежать.
— И никаких объяснений?
— Нет. Но в его голосе слышался неподдельный ужас.
— Понятно.
Неужели все-таки Лайсандер? Но почему?
— А зачем вы встречались с Хетчем прямо перед бегством? В кофейне «У Шоттера»?
— Э-э, вот этот секрет я надеялся оставить при себе, мистер Ленокс. Не хочу, чтоб еще кто-то пострадал из-за меня или моего отца.
(С каким чувством он произнес последнее слово? С горечью? С едва уловимой надеждой узнать что-нибудь еще о пропавшем отце?)
— Что вы хотите сказать?
— Кроме Дабса, только профессор Хетч знал о существовании Кентербери. Как-то утром, когда мы с профессором сидели на траве в парке, сам не знаю как, но я выпалил ему все, что знал. Старина Хетч умел это делать, что правда, то правда. Он обсуждал со мной все, что только можно. Он всегда старался, чтобы я ничего не держал в себе, рассказывал о событиях, о чувствах, которых раньше не испытывал.
— И в то утро?
— Я не знал, что делать. Еще накануне вечером я послал ему записку с предложением встретиться «У Шоттера» — студенты и преподаватели приходят туда редко, там все больше городские собираются, а мне это место давно по душе. Он пришел, и я открыл ему свой план.
— А потом бросились в колледж за вещами, столкнулись с матерью… Позвольте спросить, Длинноногого убили вы?
Пейсон покачал головой.
— Он умирал. Мы с Дабсом показали его сельскому ветеринару, живущему недалеко от Оксфорда, и тот сказал, что у бедняги рак. Я его как брата любил…
— И вы напоили его опиумной настойкой.
— Он до последней минуты лежал у меня на коленях, такой беззащитный, доверчивый… вот видите, у меня опять слезы навертываются, странно, да? Одно с другим так тесно связано… мой отец, Дабни… и этот нелепый кот.
Джордж опустил голову.
— Значит, вы вонзили в него нож для писем, принадлежавший отцу, спрятали под телом зашифрованную записку и уже потом столкнулись во дворе с матерью?
— Да, в точности. Это она вам рассказала, да? Я отделался от нее, наплел что-то. Звучит жестоко, конечно, но я знал, что она поднимет тревогу, и люди узнают, что мне грозит опасность, — к этому я и стремился. Хотя о степени опасности даже не догадывался.
— А днем Хетч принес вам сверток?
— Да, но откуда вы… в общем, да, принес. Мы встретились на южной стороне луга Крайст-Черч. Он сказал, что если уж меня нельзя переубедить, то пусть я хоть помощь приму. Знаете, он собрал то, что обычно родители присылают в школьных посылках: еду, самые нужные вещи…
— Так, может, именно он вас и выдал?
— Ни за что! Он поклялся, что унесет наш секрет в могилу. Подбадривал меня, пожелал мне и Биллу удачи. Биллу!
Пейсона опять душили рыдания.
Ленокс, глубоко задумавшись, смотрел в окно на залитые солнцем улицы.
ГЛАВА 48
Они проговорили до ночи. Под мягким нажимом Ленокса Пейсон вспоминал все новые подробности. Кое-какие загадки к концу разговора разрешились — но далеко не самые важные. Все тщательно собранные улики, все предположения, выдвинутые Чарлзом, один в один совпали с историей Пейсона.
Остался главный и гораздо более грозный вопрос. Что же произошло в далеком прошлом между отцом Пейсона и его однополчанами, если страсти не утихли даже двадцать лет спустя? Ради чего благоразумные с виду джентльмены шли на убийство?
Засыпая в тот вечер, Ленокс испытывал смешанные чувства: скорбь по верному Биллу Дабни и сочувствие к его родителям; смутную тревогу перед завтрашним собранием в обществе «Сентябрь» и в самой глубине души — облегчение, что скоро все кончится. Ко всем тревогам, связанным с этим странным трудоемким делом, постоянно добавлялась еще одна: он ни на дюйм не продвинулся в том, чтобы леди Джейн стала его женой.
Викторианский аристократ Чарльз Ленокс — истинный джентльмен, всегда готовый совершить благородный поступок. А потому, когда подруга детства леди Джейн просит его провести собственное, приватное расследование обстоятельств смерти ее хорошенькой горничной Пруденс Смит, Чарльз повинуется — и сразу замечает крайне странные обстоятельства дела.На первый взгляд Пруденс явно покончила с собой. Но где вязла простая служанка редчайший, экзотический яд, ставший причиной ее гибели? Значит, все-таки убийство? Чарльз начинает задавать вопросы — но раньше, чем он успевает прийти к каким-то выводам, убийца наносит следующий удар…
Это стало настоящим шоком для всей московской знати. Скромный и вроде бы незаметный второй царь из династии Романовых, Алексей Михайлович (Тишайший), вдруг утратил доверие к некогда любимому патриарху Никону. За что? Чем проштрафился патриарх перед царем? Только ли за то, что Никон объявил террор раскольникам-староверам, крестящимися по старинке двуперстием? Над государством повисла зловещая тишина. Казалось, даже природа замерла в ожидании. Простит царь Никона, вернет его снова на патриарший престол? Или отправит в ссылку? В романе освещены знаковые исторические события правления второго царя из династии Романовых, Алексея Михайловича Тишайшего, начиная от обретения мощей святого Саввы Сторожевского и первого «Смоленского вызова» королевской Польше, до его преждевременной кончины всего в 46 лет. Особое место в романе занимают вызовы Тишайшего царя во внутренней политике государства в его взаимоотношениях с ближайшими подданными: фаворитами Морозовым, Матвеевым, дипломатами и воеводами, что позволило царю избежать ввергнуться в пучину нового Смутного времени при неудачах во внутренней и внешней политике и ужасающем до сих пор церковном расколе.
1906 год. Матильде 16 лет, и больше всего на свете она любит читать. Однако ей предстоит провести всю жизнь на ферме в Северных Лесах, хлопотать по хозяйству, стать женой и матерью, заботиться о семье. О другой судьбе нечего и мечтать. Зря учительница говорит, что у Мэтти есть талант и ей нужно уехать в Нью-Йорк, поступить в университет, стать писательницей… Устроившись на лето поработать в отель «Гленмор», Мэтти неожиданно становится хранительницей писем Грейс Браун, загадочно исчезнувшей девушки. Может ли быть, что, размышляя о жизни Грейс, Матильда решится изменить свою?
После отмены крепостного права, побед на Балканах в Российской империи разрабатываются конституционные изменения. Однако внутренние и внешние враги самодержавия начинают охоту на императора: пущен под откос царский поезд, взорван Зимний дворец. Расследованием этих преступлений поручено заниматься адъютанту Великого князя Константина Николаевича, капитану второго ранга Лузгину.
Повесть знакомит читателей с начальником Первой бригады Петроградского уголовного розыска Усольцевым и его другом искусствоведом Беловым. В событиях, описываемых автором, участвуют не только они, но и экспонаты созданного Усольцевым при уголовном розыске музея антикварных вещей, поисками которых занималась милиция. Читатель узнает о приключениях старинных часов, перстня Пушкина, медальона Марата и о многом другом.
В нью-йоркском музее «Метрополитен» неизвестный маньяк убивает нескольких музейных служителей и берет в заложники одиннадцатилетнего мальчика. В обмен на заложника преступник требует встречи с Джеймсом Нортом, детективом четвертого полицейского округа Нью-Йорка.Сам Норт не знает, что его судьба сплетена с линией бессмертной судьбы Киклада, критянина, погибшего в бою в древней Трое, и протягивается через Рим времен Нерона, Византию, империю Карла Великого, средневековую Прагу, чтобы странным образом влиться в многоликую сущность, которая единственная способна противостоять Атанатосу, воплощению мирового зла.
Голландец Роберт ван Гулик (1910-1967) не собирался быть профессиональным литератором. Большую часть жизни он прослужил в Пекине на дипломатической службе Ее Величества королевы Нидерландов. Однако, снимая по вечерам смокинг, ван Гулик садился за письменный стол – и постоянный герой его романов древнекитайский судья Ди Жэнь-цзе брался за расследование нового, необычайно загадочного преступления. – Разгадка тайны, Ваша светлость, кроется в рисунке на этой древней шкатулке. – Ма Жун почтительно склонился перед судьей.– Дело в том, что люди, замешанные в этом деле, верят в отвратительное учение, согласно которому, совокупление мужчины и женщины уподобляет людей богам и обеспечивает им спасение.– Меня не интересуют эти мерзкие ритуалы, – нахмурился судья Ди.