Общество "Сентябрь" - [46]

— Надеюсь, что да, сэр, — отвечал Грэхем. — Если позволите, я хотел бы собраться с мыслями, пока вы будете ужинать.

Информация о Хетче, которую детектив ждал с таким нетерпением, неожиданно отошла на второй план.

— Конечно, конечно, — замахал он рукой Грэхему.

Чем на самом деле является это общество, посвященное давно забытым баталиям? Кому оно было нужно, кроме двух-трех чудаковатых стариков из клуба «Армия и флот»? Самое главное — какое отношение имели к нему Пейсон и Дабни? Дабни — вот кем надо сейчас заниматься, тем более что на остальных направлениях результатов не густо. Завтра же он поговорит об этом с Гудсоном. Может статься, родители Дабни сейчас в Оксфорде?

— Грэхем, вы не знаете, кто такой Дэниэл Маран?

— Нет, сэр, не думаю.

— Я только что читал о нем в «Кто есть кто». Ничем не примечательная военная карьера, а после нее вдруг неожиданный и неожиданно хорошо финансируемый проход в Парламент.

Вдевая запонки, Ленокс продолжал:

— И теперь он государственный служащий. Работает в здании военного министерства на Уайтхолл-плейс, прямо на виду у Скотланд-Ярда. Знаете, где это? Напротив здания конногвардейских казарм — не знаю, бывали ли вы там, — где располагается штаб-квартира главнокомандующего. Могу себе представить, он, наверное, и отчитывается только перед самим министром.

— Как вы о нем узнали, сэр?

— А он член общества «Сентябрь». И начальник главного управления по вооружению и боевой технике.

— Могу ли я спросить, сэр…

— Человек, занимающий такую должность, автоматически получает место в Парламенте и даже в кабинете министров. А кроме того, это единственный человек в британской армии, неподотчетный главнокомандующему. Должность, дающая широчайшие возможности и огромные полномочия. Он отвечает за поставки артиллерии и продовольствия, курирует строительство фортификационных сооружений… каждый год через его руки проходят миллионы фунтов стерлингов. Раньше эту должность занимал барон Раглан, вы его, наверное, помните.

Барон Раглан покрыл себя славой в Крымскую войну, и на Британских островах его имя стало синонимом военной чести. Ленокс не понимал, как требования к человеку, занимающему этот пост, могли так сильно упасть. Маран ничем не отличился, если не считать способности пролезть в Парламент еще до того, как получил должность.

— Силы небесные, сэр! — только и произнес Грэхем, но в его устах эти слова выражали предельное возмущение.

— Да-да, если я что-нибудь понимаю, у британского правительства нет ни одного мало-мальски важного секрета, которого бы не знал Маран. Брат однажды рассказывал мне о нем как о самом опасном человеке во всем Уайтхолле.

ГЛАВА 29

За ужином Ленокс узнал много интересного, но что еще важнее — смог на некоторое время забыть о работе. Профессор Радли преподавал биологию в Вустер-колледже и с большим энтузиазмом относился к любительским изысканиям Мак-Коннелла в этой области. Его же собственной страстью были птицы. На протяжении всего ужина он объяснял слабые стороны эволюционной теории, выдвинутой еще несколько лет назад Чарлзом Дарвином и Альфредом Расселом Уоллесом, но до сих пор вызывавшей споры в научных кругах. Вердикт профессора гласил: скорее всего это невозможно, но идея чрезвычайно плодотворная. «Нужно отдать должное Уоллесу и Дарвину: они заставили нас по-новому взглянуть на развитие животных, что рано или поздно приведет к новым, более правдоподобным теориям». Судя по всему, большинство коллег разделяли мнение профессора, хотя число сторонников Уоллеса и Дарвина постепенно росло; Леноксу захотелось узнать, что думает по этому вопросу Мак-Коннелл. В целом же словоохотливый Радли вызвал у Чарлза самые добрые чувства, за что он легко простил профессору изобилие пернатых в разговоре.

После ужина, поддавшись задумчивому настроению, Ленокс решил пройтись по аллее Аддисона, которая узкой змейкой вилась вокруг островка, прилегавшего к Модлин-колледжу. Тропинка уходила далеко от колледжа, а потом возвращалась к нему, образуя живописное кольцо; грунтовая дорожка и тихие воды реки Черуэлл бежали на одном уровне, в нескольких дюймах друг от друга. Ленокс помнил аллею под ковром только что выпавшего снега, воплощение первозданной красоты, — он учился тогда на последнем курсе и на рассвете, в тоске от теперь уже и не вспомнить какого экзамена, ушел по тропинке куда глаза глядят, а когда вернулся — чувствовал себя лучше, ненамного, но лучше. Сегодня вечером, размышляя об обстоятельствах дела, детектив шел по аллее, изредка встречая университетских профессоров, курил трубку, трезвел от холодного воздуха, и перед ним как на ладони вновь проступал силуэт Модлин-тауэр…

В гостинице, снимая пальто, он сообщил камердинеру:

— Что ж, Грэхем, если у вас возникнут какие-то вопросы по поводу голубого зяблика или серогузой ласточки, сразу обращайтесь ко мне, думаю, я теперь полноценный специалист по этим вопросам.

— Спасибо, сэр. Возможно, как-нибудь в другой раз.

— Очень разумно с вашей стороны. В ласточках и зябликах есть своя прелесть, но главное тут — знать меру.

Ленокс опустился на стул с высокой спинкой у камина и принял у Грэхема бокал бренди. Жестом он предложил камердинеру сесть напротив и тоже налить себе бокал. На первое Грэхем согласился, от второго отказался.