Общественное животное. Тайные источники любви, характера и успеха - [52]

Аннетт Ларо, профессор Пенсильванского университета, – ведущий специалист по культурным нормам, преобладающим в разных слоях американского общества. Она и ее коллеги в течение двух десятилетий сидели в чужих гостиных и на задних сиденьях чужих автомобилей, наблюдая жизнь семей и пытаясь понять, как устроен этот социальный институт. Ларо обнаружила, что стили отношения родителей к детям в семьях образованного класса и в семьях из низших классов – это вовсе не разные оттенки одной воспитательной модели. Напротив, у них совершенно разные теории и модели воспитания детей.

Дети образованного класса, такие как, например, Гарольд, воспитываются, если воспользоваться терминологией Ларо, в атмосфере «целенаправленной культивации». Такое воспитание предполагает, что родители постоянно направляют и контролируют разнообразную деятельность ребенка. Обычно в таких семьях родители сами возят детей на различные развивающие и образовательные занятия. Родители полностью вовлечены во все аспекты жизни своих детей и стараются научить ребенка как можно большему числу полезных навыков.

Конечно, такое воспитание утомительно. Ссоры из-за уроков – это норма. Зато дети, воспитанные таким способом, умеют ориентироваться в мире организованных социальных институтов. Они умеют свободно общаться со взрослыми, выступать перед аудиторией, смотреть людям в глаза и производить хорошее впечатление. Иногда они даже умеют связать причину и следствие.

Когда Ларо познакомила родителей из низшего слоя с моделью воспитания, принятой в образованном классе, те пришли в ужас: какие нагрузки, какой стресс! Они были твердо убеждены в том, что у детей образованного класса совершенно загублено детство.

В низших классах, говорит Ларо, детей воспитывают совершенно по-другому. В этих семьях проведены отчетливые границы между миром взрослых и миром детей. Родители считают, что, поскольку детям скоро придется столкнуться со взрослыми проблемами, они должны сами учиться организовывать свое время и игры. Когда одна девочка, которую наблюдала Ларо, попросила маму помочь ей построить кукольный домик из картонных коробок, та ответила отказом, «равнодушно и не испытывая никакого чувства вины», так как мир детей – это их мир и взрослые не имеют к нему никакого отношения.

Ларо обнаружила, что дети низших классов ведут себя более раскованно и живо. Они крепко привязаны к своим большим семьям. Так как родители не имеют возможности возить детей на разные занятия, их свободное время практически никак не организовано. Детям позволяется играть на улице в любой компании, которую можно найти в квартале. В групповых играх принимают участие дети самых разных возрастов. Дети практически никогда не жалуются, что им скучно. Единственное, за чем они обращаются к матерям, – это просьба о разрешении залезть в холодильник и взять чего-нибудь поесть. «Детский плач, который практически постоянно слышен в семьях среднего класса, абсолютно нехарактерен для рабочих и бедных семей»^{165}, – пишет Ларо.

Детство Гарольда прошло в первой из описанных Ларо моделей. Детство Эрики было таким беспорядочным, что ей были знакомы оба стиля: мать то сдувала с нее пылинки, то вообще как бы переставала существовать, превращалась в инвалида, за которым Эрике приходилось ухаживать, как за ребенком, не давая ей окончательно сорваться в бездну.

У воспитания, характерного для низших классов, есть много достоинств, но оно плохо готовит детей к жизни в современном обществе. Во-первых, у детей не вырабатываются нужные речевые навыки. Язык, пишет Альва Ноэ, «это общая культурная практика, усвоить которую человек может, лишь находясь в соответствующей культурной экосистеме»^{166}. В доме Эрики, как и в большинстве других бедных домов, было просто-напросто тише, чем в квартирах среднего класса. «Время, затраченное на разговоры, различно, – пишет Ларо, – но, в общем, говорят здесь значительно меньше, чем в домах среднего класса»^{167}.

Родители Гарольда постоянно о чем-то разговаривали в его присутствии. В доме Эрики практически постоянно разговаривал телевизор. Мама Эрики слишком сильно уставала, чтобы тратить время на разговоры с ребенком. Ученые тщательно изучили разницу между речевыми потоками в домах рабочего и среднего класса. Данные исследования, проведенного учеными Канзасского университета Бетти Харт и Тоддом Ризли, показали, что к четырем годам дети, воспитанные в бедных семьях, услышат на 32 млн слов меньше, чем дети из семей высокооплачиваемых специалистов^{168}. За один час последние в среднем слышат 487 фрагментов активной речи. Дети из семей, живущих на пособие, слышат в час всего лишь 178 таких фрагментов^{169}.

Но дело не только в количестве. С детьми разных классов разговаривают в разных эмоциональных тональностях. Гарольд просто купался в одобрении. Любое достижение, пусть даже самое незначительное, сопровождалось похвалами с упоминанием его выдающихся способностей. Эрика же слышала в детстве как минимум столько же порицаний, сколько похвал.

Родители Гарольда постоянно тренировали его интеллект. Они возились с ним, играли в настольные игры, вникали в его забавы, устраивали словесные дуэли с шутливыми выпадами. Родители Гарольда всегда объясняли ему причины своих решений и запретов, и он всегда имел право поспорить с ними, изложить свою точку зрения и попытаться отстоять свою правоту. Родители Гарольда следили за правильностью его речи, всегда указывали ему на его ошибки, и поэтому, когда дело дошло до школьных экзаменов, ему не пришлось зубрить грамматику английского языка: он просто давал те ответы, которые лучше звучали. Эта разница в речевом окружении определяет более высокие показатели IQ и лучшую школьную успеваемость.