Общественная миссия социологии - [28]

Об особой эвристической роли категории убеждений в социологии Вебера свидетельствует и то, что именно ее он использует для раскрытия двух важных методологических принципов: «свобода от оценок» и «отнесение к ценности». По поводу первого он отмечает: «Постоянное смешение научного толкования фактов и оценивающих размышлений остается самой распространенной, но и самой вредной особенностью исследований в области нашей науки»[79]. Нетрудно понять, в чем Вебер видит вред такого смешения. Если вместо объективного анализа фактов, например о миграции (направленности и количестве перемещений, мотивах и настроениях мигрантов, экономических и психологических эффектах), представляются неизвестно откуда взявшиеся субъективные оценочные суждения – положительные либо отрицательные, – то «это уже не наука». Идеалы научности в таких исследованиях требуют свободы от оценок. Заметим, что выражения «свобода от ценностей», «ценностная свобода», «ценностная нейтральность» являются некорректными и искажающими мысли Вебера. В частности, утверждение, что ценностная свобода (value freedom) состоит в исключении в социологических исследованиях «любого влияния ценностей самого ученого»[80], несовместимо с веберовским методологическим принципом «отнесение к ценности». Нарушения данного принципа возникают как из-за определенных философских установок (солипсизм, нигилизм, релятивизм), так и ради защиты частных интересов, абсолютизации свободы мнений и т. п. Субъективные оценочные суждения принимают разные формы: тенденциозности, партийности, революционной (или иной) целесообразности. Вебер подчеркивает, что принцип свободы от оценок вовсе не запрещает критику, при условии, что критика основывается не на вкусовых пристрастиях или непонимании проблемы, а «исходит из собственных мировоззренческих позиций; борение с чужим идеалом возможно, только если исходить из собственного идеала»[81]. И поскольку речь идет о научно-исследовательской работе, то Вебер резюмирует: «Все сказанное здесь направлено против такого смешения, но отнюдь не против верности идеалам. Отсутствие убеждений и научная «объективность» не в коей степени не родственны друг другу»[82].

Как уже отмечалось, содержанием убеждений не могут быть любые когнитивные структуры – от таблицы умножения до высоких истин науки, их предметом являются главным образом ценностные идеи и идеалы, в какой бы форме они не презентировались. Отсутствие убеждений означает беспринципность в житейском плане, т. е. в практических делах и человеческом общении, и вынужденный релятивизм в социальном познании. Релятивизм сводится к конгломерату тех или иных положений, кажущихся истинными («с одной стороны… с другой стороны…»), либо к случайному и пристрастному выбору отдельных из них. Поэтому научной объективности, как общезначимости, достичь невозможно при отсутствии убеждений или отказе от них. Отсюда особое внимание Вебера к принципу «отнесение к ценности». Дело не в том, – пишет он, – что «мы считаем определенную – или вообще какую бы то ни было – «культуру» ценной, а в том, что мы сами являемся людьми культуры, что мы обладаем способностью и волей, которые позволяют нам сознательно занять определенную позицию по отношению к миру и придать ему смысл»[83]. Независимо от того, каким будет этот смысл – положительным или отрицательным, он придает явлениям социальное значение, а следовательно, и научный интерес.

Вебер особо предостерегает от понимания принципа «отнесения к ценности» в качестве ориентировки на изучение только позитивных явлений. Нужно иметь в виду не модальность, а то, насколько они прямо или косвенно затрагивают наши интересы и тем самым «возбуждают наше стремление к знанию с тех точек зрения, которые выведены из ценностных идей, придающих значимость отрезку действительности, мыслимому в этих понятиях»[84]. Тем самым этот принцип становится критерием определения предмета исследования, т. е. «выделения из абсолютной бесконечности крошечного ее компонента в качестве того, что для него (исследователя) единственно важно»[85]. И ариадниной нитью в таком поиске являются его собственные убеждения, ибо только «направленность его веры, преломление ценностей в зеркале его души придадут исследовательской деятельности известную направленность».

Напомним, что под убеждением понимаются те когниции (взгляды, идеалы, знания), которые становятся мотивом поведения и деятельности, т. е. приобретают личностный смысл. Вместе с тем индивидуальное знание, вероятностное по самой своей природе, становится достоверным, общезначимым благодаря различным приемам верификации. Один из них – антропологический – имел в виду Протагор в своем учении о человеке как мере всех вещей: «Я утверждаю, что истина такова, как я ее описал; а именно, [что] каждый из нас есть мера существующего и несуществующего»[86]. Во многих интерпретациях, как обвиняющих авторов «в субъективизме», так и защищающих его, не раскрывается аксиология данного тезиса Протагора. Суть ее в том, что недостаточно ставить человека выше всех вещей, необходимо твердое убеждение, что человек есть высшая ценность в мире. Разумеется, структура ценностей меняется от культуры к культуре, так же как и подходы к их определению. Например, Хайдеггер, пытаясь, как он говорит, «заглянуть в метафизический источник идей и ценностей», задавался вопросом: «Когда «условия» становятся чем-то взвешиваемым и измеряемым, высчитываемым, т. е. ценностями?» И отвечал: «Лишь тогда, когда представление сущего как такового становится тем представлением, которое ставит себя исключительно на себе самом и начинает от себя и для себя устанавливать все условия бытия»