Общение в журналистике: секреты мастерства - [69]
Все истории поучительны: в одной, например, выражена не только драматургия отношений с героями, но и ирония над самим собой и своими промашками, в другой – содержатся приемы мастерства журналиста, помогающие ему в непростых ситуациях не только выбрать верный тон общения, разговорить собеседника, но даже сделать его в дальнейшем своим другом.
Истории мы предваряем краткой презентацией журналистов и сопровождаем их фотографиями, на которых они запечатлены со своими героями или во время работы. Все они – и молодые, и маститые – мои друзья и коллеги по творческому цеху. В их творческой биографии, принципах профессиональной работы – характерные черты современной журналистики. Отнеситесь к их советам с вниманием!
4.1. «Сухой остаток» беззаветного служения газете
Корконосенко Наталья Федоровна пришла на факультет журналистики Ленинградского госуниверситета из газеты и вот уже 30 лет занимается исключительно любимым ремеслом. Работала корреспондентом «Смены», «Ленинградской правды», редактором журнала «Ленинградская панорама», собкором газет «Трибуна», «Версты». Сейчас она – собственный корреспондент еженедельника «Россия» по Санкт-Петербургу и Северо-Западу.
Собкор – «универсальный солдат» СМИ. Сегодня он встречается с директором сланцевских шахт для беседы о перспективах сланцедобычи в России, а завтра пишет рецензию на спектакль Валерия Фокина в обновленной Александринке. Точному и тонкому перу Н. Корконосенко доступно и то и другое; еще в студенческие времена было ясно, что из нее получится стопроцентный газетный аналитик. Это мнение профессора Льва Варустина, который в свое время был руководителем ее творческой дипломной работы, других авторитетных коллег по журналистскому цеху. Наверное, поэтому у Н. Корконосенко никогда не возникало особых проблем в поисках контакта со своими героями. Дружба со многими из них уже за пределами ремесла – вот «сухой остаток» беззаветного служения газете.
Александр Володин: «На вашей планете я не проживаю...»
Он действительно был среди нас как бы инопланетянином, заброшенным с какого-нибудь неучтенного даже Сент-Экзюпери «астероида № 427». Однажды на Невском его встретил коллега: живой классик шел навстречу «с наполовину выбритым лицом». «Ты что, Саша, так?..». – «А, ты вон про что... Да, понимаешь, позвонили, отвлекли – ничего страшного, не возвращаться же теперь на Большую Пушкарскую...»
Легенды о драматурге Александре Володине шли впереди него, и он, так не любивший слово «богема», поддерживал сложившуюся репутацию питерской артистической среды своими экстравагантными, подчас по-детски несуразными выходками. Что, между прочим, непроизвольно устанавливало дистанцию между ним, «небожителем», и нами, такими предсказуемыми в своей обыкновенности. Может, это одна из причин, по которой я, так прочно и сразу вошедшая в контакт с его героями, стихами и личностью «резонансного» для меня автора, писавшая про его драматургию, никогда не предпринимала попыток встретиться с ним очно. К тому же к концу жизни Володин не отказывался от сотрудничества разве что с журналистами «Общей газеты».
По счастью, жизнь сама распорядилась за нас. И как вопиюще несправедливо, что случилось это всего за два года до ухода из жизни Александра Моисеевича.
...Моя московская редакция поручила мне организовать творческую встречу в Доме журналиста коллектива газеты с читателями и «творческой интеллигенцией». В список последней входил и Володин, но его я собиралась пригласить устно, по телефону, а в театры и музеи рассылала факсы. И, представьте, ошиблась строчкой в моем телефоннике, вместо звонка ректору госуниверситета Л. А. Вербицкой случайно набрала номер Володина:
– Примите, пожалуйста, факс!..
– Да-да, конечно, если вам угодно – принимаю, – ответил слегка обескураженный неожиданным предложением абонент на другом конце провода (в доме знаменитого драматурга сроду не было факса и прочей современной оргтехники). И тут же неуверенно переспросил стоявшую, видимо, рядом жену: «Фрида, но ведь у нас с тобой нет никакого факса...».
Когда недоразумение прояснилось, Александр Моисеевич устроил мне настоящий допрос с пристрастием: кто я, в какой газете работаю, и не нас ли познакомили где-то с месяц назад на концерте Лены Камбуровой?.. Получив утвердительный ответ, буркнул: «Так бы сразу и сказала, на концерты Камбуровой кто попало не ходит. Ты красивая, я запомнил (возражать я не стала, поскольку вполне представляла „неметрическую“ систему мер драматурга в этом вопросе – Н. К.). Приду. Во сколько? Ну в 16 так в 16».
Дом журналиста был полон, но ни в 16, ни в 17 Александра Моисеевича не было. Он появился к 18, аккурат к началу банкета. Сильно огорчился, что опоздал на два часа: «Понимаешь, ты мне сказала 16, я решил, что это шесть часов вечера. Ну извини. Придется срочно выпить брудершафт!»
Мы выпили на брудершафт, и хотя я продолжала называть его на «вы», дружба наша стала крепнуть день ото дня. С пользой для газеты, естественно. Я стала бывать у Володиных дома, и все наши «пять вечеров» были записаны потом (как и долгие беседы по телефону) в «бортовой журнал собкора». Были опубликованы беседа с драматургом и статья о нем. Последний звонок по телефону: «Дело мое к концу. Я перестал любить женщин». Из записей этих и сложился мой последний материал о драматурге Александре Володине. Он так и назывался: «Прямая речь».
О чем это? • о ключевых словах современной науки; • о самых страшных экспериментах; • о сущности цивилизации. «Любому человеку нужен просто разговор – о важном, научном. Это задача научных журналистов. И один из самых ярких, самых ясных, самых ответственных – Григорий Тарасевич». Александр Архангельский, телеведущий, писатель, профессор Высшей школы экономики «…Книга вызывает множество противоречивых чувств: с рядом моментов хочется спорить, от большинства историй смеялась в голос, а от некоторых глав становилось безумно грустно».
С самого возникновения цивилизации человечество сосуществует с невидимыми и смертоносными врагами – вирусами. Оспа унесла больше жизней, чем все техногенные катастрофы и кровопролитнейшие войны XX века; желтая лихорадка не позволила Наполеону создать колониальную империю и едва не помешала строительству Панамского канала. Ученый-вирусолог, профессор Майкл Олдстоун, основываясь на свидетельствах современников ужасных эпидемий и ученых, «охотников за микробами», показывает, насколько глубоко влияние вирусов на жизнь человечества.
История машинного обучения, от теоретических исследований 50-х годов до наших дней, в изложении ведущего мирового специалиста по изучению нейросетей и искусственного интеллекта Терренса Сейновски. Автор рассказывает обо всех ключевых исследованиях и событиях, повлиявших на развитие этой технологии, начиная с первых конгрессов, посвященных искусственному разуму, и заканчивая глубоким обучением и возможностями, которые оно предоставляет разработчикам ИИ. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В книге впервые в отечественной историографии исследуется отношение американского общества к войне с Великобританией в 1812–1815 гг. События вписываются в контекст наполеоновских войн и хронологически совпадают с Отечественной войной 1812 г. и заграничными походами русских войск. Восприятие в американской историографии и исторической памяти народа этой войны весьма противоречиво, от восхваления как второй Войны за независимость, создавшей национальный гимн или образ дяди Сэма, до резкой критики ненужного и бессмысленного конфликта, «войны м-ра Мэдисона», затеянной ради партийных целей и личных амбиций, во время которой американцы пережили национальный позор, а их столица была сожжена врагом.
Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму.
С тех пор как человек обрел способность задумываться о себе, вопрос собственного происхождения стал для него центральным. А уж в XXI веке, когда стремительно растет объем данных по ископаемым остаткам и развиваются методики исследований, дискуссия об эволюционной истории нашего вида – поистине кипящий котел эмоциональных баталий и научного прогресса. Почему остались только мы, Homo sapiens? Какими были все остальные? Что дало нам ключевое преимущество перед ними – и как именно мы им воспользовались? Один из ведущих мировых специалистов, британский антрополог Крис Стрингер, тщательно собирает гигантский пазл, чтобы показать нам цельную картину: что на сегодняшний день известно науке о нас и о других представителях рода Homo, чего мы достигли в изучении своего эволюционного пути и куда движемся по нему дальше. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.