Обрусители: Из общественной жизни Западного края, в двух частях - [11]

— Родимый ты мои! — вскрикнула Наталья и обхватила мужа руками. Макар слабо и болезненно застонал.

— Убил! убил, злодей! прошептала она и без чувств, словно подкошенная, упала на лавку среди плача ребят, стонов Макара и говора крестьян, на суровых и обычно-безучастных лицах которых выражалось глубокое сострадание.

A вечером сторож Еремка, улучив свободную минуту, рассказывал у колодца, «что как это его выпустили, a он повстречал старшину, да вместо благодарности и зачни его ругать всякими словами, a тот повалил его наземь, да и давай его таскать».

Спасибо Бычковым, — прибавил Иван Хмелевский, — a то-бы на смерть: насилу отняли…

— Ох! охиох! — вздыхала тетка Арина. — Что-же это с ним приключилось? Парень-то смирный, ведь соседи… Нешто выпимши был, — сообразила она.

— Все время пил, я и полушубок закладывать носил, — добросовестно пояснил Еремка.

На другой день у Макара открылась горячка. Наталья не оставляла его ни на минуту; Степку с Федькой взяла на свое временное попечение невестка Петра Подгорного, Степанида, a старая солдатка Арина возилась у колыбели.

Серый жеребчик попал к тому же еврею, который уже владел макаровым полушубком.

VIII

Происшествие с Макаром дало новый аргумент в руки Гаврику Щелкунову. Он был почти рад, что случилось именно так, как случилось, и, соболезнуя о Макаре, в тоже время тотчас смекнул, что такой выдающийся случай поправит дело гораздо лучше беспрестанных мелких притеснений, которые, войдя почти в норму местной жизни крестьян, принимались ими, как нечто неизбежное, как град, засуха, наводнение или пожар.

На третий день после истории с Макаром, в еврейском шинке собрались опять знакомые нам крестьяне: тут были братья Бычковы, Филип Тилипут, состоящий в дальнем родстве с Дуботовкой, Петр Подгорный, Иван Хмелевский, Степан Черкас и новый член собрания, Василий Крюк. Степан Черкас был, как известно, сельским старостой и потому считался всеми законником и докой. Гаврик Щелкунов явился после всех и тотчас повел речь о главном предмете

— Сами видите, каково: ведь человек жизни решился, — начал Щелкунов, председательствуя по обыкновению в собрании. — Ну, что же, ребята? — посмотрел он вопросительно на всех.

— Да что, Гаврила Тимофеич: вестимо плохо.

— Чего хуже, проговорил Тилипут, — Жена убивается — страсть!

— Как же дядя Гаврик, по твоему? — спросил старик Подгорный, желая обсудить план действия.

— Очень просто, — сказал решительно Щелкунов: — долой старшину-разбойника, да и баста! Ведь вы же его выбирали, вам его и сменять.

— Таков же наш и выбор…

— Нешто нас спрашивают? — сказали Бычковы.

— Вишь чего захотел! — засмеялся Василий Крюк.

— Ну, так стало и церемониться нечего. Долой с него медалю: какой он старшина, когда он своей волости злодей! — воскликнул дядя Гаврик.

Но именно потому, что Гаврик был так решителен, крестьяне начали подаваться назад.

— Кабы вся волость заодно, a то как-то боязно, — проговорил законник и дока Степан Черкас. — Шкуры то своей, поди, жалко… Отдерут, как сидорову козу, a пожалуешься — еще накладут. Надо по закону, a не то что зря! Снять медалю недолго, a ты нами Гаврила Тимофеич, законную точку укажи.

— Это он, братцы, верно говорит, — сказал старик Подгорный.

— Что говорить, — качали головой другие.

Щелкунова начинала разбирать досада.

— Экие дубоголовые! Та вам и законная точка, что по царскому положению вам, т. е, самим крестьянам, предоставлено право выбора старшины: не захотели одного — ставьте другого. Тараса долой, Федора али Бориса на его место. Вы только рассудите: за что Макар пострадал? Нешто так можно? Ведь это убийство! Какой же закон?

— Что уж тут! — вздохнули мужики.

— Изувечил совсем, почитай и жив не будет, — сказал Филипп Тилипут.

— Вот то-то же! Долой его дьявола, и баста! воскликнул Щелкунов. — Ведь я для кого? Для вас же! A мне что?

Мужики молчали.

— Что же, мы, как все…

— От мира не отстанем, — прибавил Василий Крюк, смотря на других.

— Вестимо, — сказали разом Филиип Тилипут и Иван Хмелевский.

— A я вот что ребята, надумал, — произнес все время молчавший старик Подгорный, — подождем до срока. Ему как раз перед Миколой срок, Еремка сказывал и посредственник будет; ну, мы тогда на сходке и заявим: другого, мол, желаем, a тем временем подыщем кого… Потому так зря — опасно.

— Вестимо опасно… — сказали мужики.

— Подождать, так подождать — и то можно, — согласился Щелкунов, видя перед собой какое ни на есть достижение цели. — Ладно, что ли, ребята?

— Ладно, ладно: оставим до срока, — заговорили мужики, шумно поднимаясь из-за стола и весьма довольные этой мерой, которая кроме того, что была совершенно законна, еще имела преимущество отсрочки.

— Ну, смотрите же, ребята, не сплошать! — сказал Щелкунов и пошёл к двери.

— He дураки тоже? До срока, так до срока — благо ждать не долго…

И дело было отложено.

Мужики вышли вслед за Щелкуновым, и шинок опустел.

— Вишь что затевают — проговорил сонный еврей и стал пересчитывать гроши. — He хай себе, как знают, — прибавил он равнодушно, и запер дверь.

IX

— Подождем до срока, теперь уж недолго! — сказали сосновцы, и стали ждать срока. о принятом решении оповестили соседние деревни. Крестьянский мир тихо волновался, готовясь выразить свое неудовольствие и, в случае надобности, дать отпор.