Обрученные Венецией - [214]

– Нам Диего сказал о том, что вам нельзя ездить верхом, Каролина, – ответила Анджела. – Полагаю, что смогу прийти к соглашению с мужем, чтобы вы остались у нас.

– О, право, мне так неловко перед вами, Анджела! Вас и так пятеро в этом небольшом доме. Мы не хотим вас стеснять.

– Ну что вы, Каролина? Для нас этот дом вполне просторен. Любовь в семье не позволяет нам тесниться.

С этими словами она обняла исходившую рыданиями гостью, всем сердцем желая утешить ее.

А Каролина лишь думала о широте сердца этой семьи. Да, в этом скромном доме не знают роскоши, – в нем нет огромных, шикарно убранных залов, дорогих нарядов и чопорности. Здесь скромно, мило и радостно. Радостно на душе от иного богатства – безмерного богатства внутреннего мира этих людей, которым чужды алчность и стенания, вражда и ненависть. И именно поэтому разрушающие силы обходят этот чудесный дом стороной.

Как только утренняя заря розоватыми лучиками коснулась влажной черепицы венецианских домов, Адриано с нетерпением вышел из своего дворца, где у порога его уже ожидали вернувшиеся Раниери и Маркус и в очередной раз не намеревавшиеся обрадовать его добрыми вестями. Это сенатор заметил по их лицам, с которыми они приходят к нему уже несколько дней. Немногословно излагая план дальнейших действий, сенатор сухо отдавал приказы, проходя рукой по карте. Все это безнадежно! Его сердце чувствует… но разум не хочет сдаваться!

Разбитый болью и уставший от бессонных ночей, Фоскарини усталой походкой прошел к своим гондолам. Не желая обращаться к услугам гондольера, Адриано все чаще и чаще управлял гондолой сам, дабы собственной силой успокоить свои изведенные за все это время нервы.

Проплывавшие мимо гондолы потихоньку оживляли городские каналы. Венецианцы почтенно кланялись сенатору Фоскарини, однако тот, к удивлению всех, уставился в одну точку, словно никого не замечая, и ни разу не ответил на приветствия. Что же это? Все привыкли, что сенатор в последнее время вел себя еще более отрешенно от общества, чем прежде, однако, невзирая ни на что, он всегда проявлял почтительность по отношению ко всем гражданам Венеции: будь то патриции или простолюдины.

И не только это утро стало поводом для активных сплетен. Венецианцы терялись перед изобилием информации, ставшей почвой для слухов. После молвы, пронесшейся по республике о том, что Адриано Фоскарини втайне от всех женился, по исчезновению Каролины многие приняли это за пустые домыслы. Однако совсем скоро он объявил о ее пропаже и поисках, и правда всплыла на поверхность Большого канала: вокруг то и дело обсуждали Адриано, ставшего в последнее время и без того невероятно популярным. И его удивительное поведение еще больше подогревало горячие споры венецианцев.

Одни говорили, что он одичал после того, как его тайная супруга сбежала от него. Кто-то, более изощренный в своих фантазиях, разносил немыслимые сплетни, что он совсем обезумел и просто убил ее. А кто-то, более осведомленный, утверждал, что всему тому виной козни куртизанки и прислуги Адриано Фоскарини. И, хоть его дело расследовалось втайне, венецианцы нашли доводы для распространения всякого рода суждений по этому поводу.

«Боже милостивый, какая же чепуха! – произнес с удивительным безразличием Адриано, когда Витторио, слышавший от своих пациентов каждую сплетню в Венеции, рассказал все сенатору. – Жители совсем обезумели!»

Но сенатор Фоскарини не видел смысла даже противоречить всем пересудам: он просто молчал, словно соглашаясь со всей этой грязью, разносимой скверными устами. Его радовало, что дело по покушению на его жизнь сдвинулось с мертвой точки, и Маргарита Альбрицци, в надежде на помилование, обещанное ей следователями, согласилась рассказать о том, где она нашла Хуана. Паоло Дольони даже не подавал виду, что знает что-либо об этой истории. Но стражники утверждали, что однажды он посетил куртизанку в камере и о чем-то долго шептался с ней.

Адриано не сомневался в участии бывшего друга в этом загадочном деле. Но он прекрасно знал, что Паоло не такой уж и глупец, чтобы позволить куртизанке подставить себя. Наверняка он пригрозил ей расправой на тот случай, если она проболтается. Марго же, в свою очередь, надеясь на помилование, согласилась рассказать о местонахождении Хуана, однако имя Паоло она продолжала хранить в секрете. Ибо, если бы она посмела проболтаться, Дольони закрыл бы ей рот каноническими законами, по которым ей и вовсе следовало бы гореть на костре.

Сенатор прочитал во взгляде советников Дожа, среди которых был и знакомый Джанни Санторо, ясное нежелание общаться. Он намеревался узнать более точные сведения о расследовании его дела, а заодно и обсудить с Санторо некоторые щекотливые политические моменты.

– В то время, как вы, сенатор, – промолвил один из присутствовавших советников, – занимаетесь личными разбирательствами, другие правительственные органы, в том числе и члены сената, увлечены урегулированием конфликта с Турцией. Я бы на вашем месте занялся иными, более серьезными вещами, чем поиски пропавшей женщины или расследование немыслимого покушения.