Обрученные с Югом - [152]

— Найлз, я надеюсь, у нашей истории будет счастливый конец, — сказала Фрейзер.

— Посмотрим. Наш опыт учит, лучше на это не рассчитывать — плохая примета. А тебе, Чэд, я добавлю немного дегтя в бочку меда. Старла тебя никогда не простит, можешь ее даже не просить. Она будет тебя ненавидеть до конца дней. Так уж она устроена.

— Что верно, то верно, брат, — кивнула Старла.

— Что ж, я это заслужил, — согласился Чэд.

Найлз подошел к Фрейзер, обнял ее. Та, всхлипывая, уткнулась ему в плечо.

Тут внимание всех присутствующих обратилось на Тревора. Он в течение всей сцены сидел спиной к нам и перебирал клавиши, словно хотел сыграть что-то в миноре. Не отрывая взгляда от клавиш, он вбирал каждое сказанное слово. И наконец поднялся с места, как в театре, будто артист, который дождался своей звездной минуты в пьесе и шагнул под свет софитов. Он подошел к Чэду легкой, стремительной походкой. Всегда казалось, что Тревор не ходит, а перемещается на воздушной подушке. Выражение лица у него было лукавое, как у карточного валета в некоторых колодах.

— Прости меня, Тревор, — сказал Чэд. — Не знаю, что еще добавить к этому.

— Все в порядке, малыш. Давай поцелуемся и все забудем.

Тревор неожиданно атаковал Чэда. Он впился в губы Чэда долгим поцелуем, засунув язык глубоко ему в рот. Чэд пятился, пока не уперся в дверь. Потом схватил со стола пепельницу и стал плеваться в нее, словно его за язык ужалила змея. Мы все расхохотались.

— Я всегда чую скрытого гомосексуалиста, — сказал Тревор. Он вернулся за фортепиано и заиграл «One Last Kiss» из мюзикла «Вуе Вуе Birdie».

Тут мои родители, открыв заднюю дверь, впустили потаенного гостя. В комнату вошел монсеньор Макс, берет щегольски сидел у него на голове. Он снял его и бросил мне, как летающую тарелку. Отец протянул ему бокал сухого мартини.

— Кинги-старшие попросили меня совершить обряд экзорцизма. Этим людям я ни в чем не могу отказать. Кто сей грешник, который нуждается в моей помощи, чтобы изгнать вселившегося в него дьявола?

— Сэр, думаю, что речь вдет обо мне. — Чэд сделал шаг вперед.

— Так давай же поскорей исполним все, что положено. Введи меня в курс дела. Вкратце объясни суть своих прегрешений. И обращаться ко мне нужно «монсеньор», — провозгласил Макс звучно и с большой помпой.

— Монсеньор, если вкратце, то я козел вонючий.

— Выбирай выражения, Чэд, — одернула его моя мать.

— Отпускаю тебе твои грехи, — объявил монсеньор. — Твоя душа вновь чиста и невинна. «Козел вонючий» — это нормальное состояние человеческого существа. Это означает, что ты состоишь из плоти и крови, как все мы. Ступай и больше не греши. — Монсеньор Макс осенил комнату крестом, и вечер завершился чувством обновления и светлой радости.

Апрель того года стерся из памяти, да и май окутан туманом. Но у меня сохранились от тех дней фотографии, которые помогают восстановить кое-какие события. На школьном балу я сижу за круглым столом и держу за руку Старлу, ослепительную в своем новом платье. Шеба и Тревор пришли вместе. И камера фотографа, казалось, заворожена двойной красотой близнецов и неохотно замечает кого-либо, кроме них. Однако в ее объектив попал и Найлз — как всегда серьезный, без улыбки. На коленях у него сидит Фрейзер, элегантная в платье известного дизайнера, которое они с матерью купили в Нью-Йорке, в бутике. Глядя на эту фотографию многие годы спустя, я с удивлением впервые замечаю, что у Фрейзер восхитительные плечи и бесподобный цвет лица — как мало у кого из красавиц. Айк с Бетти смотрят друг на друга, а не в объектив, как, впрочем, и Чэд с Молли. Рассматривая двадцать лет спустя эти фотографии в рамках, я был поражен тем, как безмятежны, как молоды наши лица. Мы выглядим так, словно никогда не умрем. Забавно и то, что все парочки, запечатленные фотографом, закончили тем, что поженились, — кроме близнецов, конечно.

Интересно, успели мы со Старлой к тому моменту, когда нас сфотографировали, уже обменяться нежными словами? Словами, которые в конце концов и привели нас к алтарю Саммералльской церкви, где в день, когда я окончил Цитадель, монсеньор Макс совершил над нами священное таинство венчания. Айк и Бетти венчались следом за нами в той же церкви в тот же день. Шеба с Тревором прилетели на наши свадьбы из Калифорнии, и Шеба была подружкой невесты у Старлы. Найлз и Фрейзер поженились в церкви Святого Михаила в следующую субботу, а Чэд с Молли — еще через неделю. Тем летом мы праздновали долго и бурно.

Но я возвращаюсь к стершемуся из памяти апрелю 1970 года, к забытому маю. Я беру еще одну фотографию и улыбаюсь, вспоминая, как мой отец делал ее. Мы в лепешку разбились, осуществляя его замысел. Но отец был неумолим и требовал, чтобы мы подчинились его указаниям. В результате получился уникальный, бесценный снимок. Отец настоял на том, чтобы мы залезли на магнолии, которые, как стражи, возвышались у крыльца нашего дома, осыпанные белоснежными цветами, и наполняли благоуханием воздух на сотни ярдов вокруг. После репетиции, в шляпах и костюмах, чертыхаясь, мы карабкались на деревья. Девочки штурмовали левое дерево, мальчики правое. Отец потребовал, чтобы каждый из нас нашел самый красивый, по его мнению, цветок, сорвал, не упав с дерева, зажал между зубами и только тогда посмотрел в объектив. На все это ушло не менее пятнадцати минут, зато лица у нас удивительные — ошалелые и сияющие, испуганные и счастливые. Этот снимок является точным отпечатком того потрясающего, волшебного времени. Люди хохочут, когда видят его. А мы испытываем благодарность Джасперу Кингу за его причудливый юмор, за то, что у него родилась эта идея и достало терпения довести ее до конца.