Обручённая - [72]

Эвелина, услышав о решении, которое жених столь внезапно объявил, казалась удивленной и даже испуганной; к счастью, слова аббатисы потребовали от коннетабля ответа и помешали ему заметить, что невеста то краснела, то бледнела.

Роза, которая присутствовала при этой беседе, приблизилась к своей госпоже; делая вид, будто поправляет ее вуаль, и незаметно крепко пожимая ей руку, она дала ей время собраться с мыслями. Ответ Эвелины был кратким, но решительным и дан был с твердостью, показавшей, что минутная растерянность миновала или она сумела ее побороть. В случае опасности, сказала она, она не преминет обратиться к Дамиану де Лэси и он явится к ней на помощь, как уже было однажды. Но сейчас, в собственном укрепленном замке, она хорошо защищена и намерена жить там лишь со своими домочадцами. Ввиду своего особого положения она будет соблюдать самое строгое уединение и надеется, что его не нарушит даже благородный молодой рыцарь, которому поручено ее опекать, если только прямая угроза ее безопасности не сделает его появление необходимым.

Аббатиса хотя холодно, но одобрила такое намерение, отвечавшее ее понятиям о приличиях; начались приготовления к возвращению леди Эвелины в отцовский замок. Но, прежде чем покинуть монастырь, ей предстояли две нелегкие встречи.

Первая произошла, когда Дамиан был официально представлен ей коннетаблем как лицо, которому он поручает охрану своего достояния и того, что для него всего дороже — собственной ее особы. Эвелина едва решилась взглянуть на Дамиана; но и этого ей оказалось достаточно, чтобы увидеть страшные изменения, которые болезнь и какая-то тайная печаль произвели в красивом и мужественном облике стоявшего перед ней юноши. На его приветствие она ответила с таким же смущением, какое заметно было в нем самом; когда он неуверенно предложил свои услуги, она выразила надежду, что за время отсутствия его дяди ей придется благодарить Дамиана лишь за добрые намерения.

Прощание с коннетаблем стало вторым испытанием, которому ей пришлось подвергнуться. Оно прошло не без волнения, хотя Эвелина хранила скромное спокойствие, а де Лэси — обычную свою серьезность, полную достоинства. Однако голос его прерывался, когда он заявил, что было бы несправедливо связывать ее помолвкой, которую она столь милостиво согласилась продлить.

— Если через три года я не появлюсь, — сказал он, — пусть леди Эвелина знает, что де Лэси в могиле, и пусть изберет в супруги человека по сердцу. Она не найдет никого более ей благодарного, хотя более достойных есть немало.

Так они расстались. Сразу же после этого коннетабль, сев на корабль, направился к берегам Фландрии, где намерен, был соединить свой отряд с войском графа, владыки этой богатой и воинственной страны, недавно возложившего на себя крест, а затем искать наиболее удобный путь в Святую Землю. Попутный ветер развевал на носу корабля широкий вымпел с гербом рода де Лэси и словно указывал на горизонте то место, где он приумножит свою славу. Никогда еще более славный военачальник и более отважные бойцы, следовавшие за ним, не отправлялись мстить сарацинам за беды, какие терпели в Палестине латиняне.

Тем временем Эвелина, холодно простившись с аббатисой, чья оскорбленная гордость не прощала пренебрежения к ее мнению, пустилась в обратный путь; в отцовском замке ей предстояло устроить свою жизнь согласно советам коннетабля, которые одобряла и она сама.

Всюду, где она останавливалась, ее ждали те же заботливые приготовления, что и на пути в Глостер, но тот, кто о ней заботился, все так же оставался невидимым, хотя имя его она угадывала без труда. Однако обозначились и некоторые перемены: к удобствам и полной безопасности уже не примешивалась нежная галантность и изысканный вкус, которые должны были указывать, что все это делается для особы прекрасной и юной. Для полдневной трапезы не избирался уже прозрачный источник и тенистая роща; теперь гостеприимство оказывал ей дом какого-нибудь мелкого землевладельца или небольшой монастырь. Все делалось с самым строгим соблюдением приличий; казалось, будто путешествует монахиня одного из суровых орденов, а не богатая и знатная юная девица. Хотя Эвелине нравились эти знаки уважения к ее особому одинокому положению, но порой ей казалось, что таким образом ей излишне часто о нем напоминают.

Странным казалось ей и то, что Дамиан, заботам которого ее столь торжественно поручили, во время пути ни разу не появился засвидетельствовать ей свое почтение. Что-то шептало ей, что частое и близкое общение с ним было бы неподобающим и даже опасным; однако долг рыцаря требовал, чтобы он являлся на глаза девице, которую сопровождал, хотя бы затем, чтобы знать, всем ли она довольна и нет ли у нее еще какого-либо желания. Между тем он общался с нею только через своего юного пажа Амелота, который являлся утром и вечером получать распоряжения Эвелины насчет выбора пути и часов остановок для отдыха. Подобная церемонность усиливала в ней чувство одиночества; и если бы не общество Розы, она невыносимо тяготилась бы им. Она даже решилась указать своей наперснице на странности поведения де Лэси, который, имея на это все полномочия, боится к ней приблизиться, точно она чудовище.