Обручальное кольцо - [2]

– Тогда заложи свое кольцо, – сухо посоветовала Бетси.

– Сохрани Господи! Кольцо, которое дал мне Джеми? В тот день он поцеловал меня и… – Пру снова залилась румянцем и умолкла.

Ее подруга усмехнулась – лукаво и многозначительно, как опытная женщина.

– Тебе понравилось? Ты никогда не рассказывала мне об этом.

Пруденс отвернулась. Ее лицо горело как маков цвет. Только дважды они с Джеми были близки. Склон холма, мягкий дождичек; все вокруг окутано туманом; овцы, которые тыкались носом в ее ноги… комья грязи, прилипшие к юбке… а потом страх и боль.

– …Его слова и поцелуи были полны искренних обещаний, – пробормотала она.

Бетси крепко ухватила Пруденс за плечи и повернула лицом к себе.

– А все остальное? – спросила она, скептически приподняв брови.

– Я… я очень боялась, что нас кто-нибудь увидит… и конечно же, все это не укрылось от глаз Господа… А второй раз, перед его отъездом… времени было так мало.

Свидание получилось грустным, и Джеми торопился. – Пру сглотнула слезы и вытерла глаза, не в силах признаться, что именно эта часть отношений с Джеми доставляла ей меньше всего удовольствия. Бетси нежно обняла подругу.

– Ах ты, моя милая невинная бедняжка! Как заставить тебя прозреть? Ты все видишь в розовом свете. – Она вздохнула. – Может, и в самом деле лучше тебе зарабатывать деньги прежним способом, хоть на это уйдет много времени. – Бетси подошла к треснувшему зеркалу, стоявшему на камине, чересчур большом для их маленькой, тесной мансарды. – Что касается меня… – Она нахмурилась, рассматривая в зеркале свое отражение. – Господи, да я похожа на привидение. Как будто сейчас Хэллоуин.[3] Надо еще подкраситься. Дай-ка мне скляночку со светло-вишневыми румянами, дорогая.

Пруденс внимательно наблюдала, как подруга портит свое прелестное личико: сначала Бетси намазала щеки кричаще яркой краской, а потом, орудуя кроличьей лапкой, положила сверху густой слой пудры.

Пру подумала, что Бетси слишком красива, чтобы тратить свою юность, общаясь с отбросами общества в лондонских доках. Но возможно, когда-нибудь она узнает, что такое настоящая любовь, и ей повезет, как Пру с Джеми.

– Ты готова наконец? – спросила Бетси, взбила белокурые волосы, распушила юбки под нарядным шелковым платьем и надела на голову кокетливую соломенную шляпку.

– Еще минуточку. – Пру присела на колени возле холодного камина, набрала горсть золы и потерла ею руки и лицо. Тут к ней снова вернулся природный оптимизм. – Ну, если я сегодня договорюсь обо всем с твоим мистером Кроуном, то, милостью Божьей, в Виргинию мне удастся попасть гораздо быстрее, чем я рассчитывала, – с улыбкой добавила она.

Бетси фыркнула.

– В любовных делах он не мастак, только трепаться умеет. Господи, ни на секунду не умолкает! Но когда Кроун сказал, что едет в Вильямсбург со всем своим семейством и его жене нужна служанка присматривать за детьми, я сразу подумала о тебе.

Пруденс взяла маленький горшочек с дегтем, подошла к зеркалу и вымазала черной массой передние зубы. Потом повесила на руку огромную корзину.

– Я готова. Нет, подожди! Кольцо лорда Джеми. – Любовно погладив золотой ободок, она с явной неохотой сняла его с пальца.

Дома Пруденс никогда не расставалась с этой вещицей, и по ночам ей спалось спокойнее с кольцом на руке.

Встав коленями на убогую кровать, на которой девушки спали вдвоем, Пруденс приподняла дешевенький матрас, набитый ветошью и оческами шерсти, поцеловала подарок Джеми и положила его рядом с тощим мешочком, где хранились деньги. Это были все ее сбережения. Она нахмурилась, порылась в нем и вытащила несколько монеток.

– Сегодня надо купить побольше лент. Моряки любят дарить их своим подружкам.

Бетси согласно кивнула:

– Это точно. Все, как я говорила. Подарок в обмен на сокровище. Хочешь овладеть женщиной – преподнеси ей какую-нибудь безделушку. – Она вздохнула. – Ничего, дорогая. Не дуйся на меня. Лорд Джеми, конечно, любит тебя. А теперь скажи: ты вернешься домой, чтобы переодеться перед встречей с мистером Кроуном?

– Конечно. – И Пруденс указала на свои лохмотья. – Он ни за что не наймет меня в таком виде.

– Приходи к семи. Сегодня вечером мне придется повозиться с одним похотливым адвокатишкой.

– Значит, я буду спать в прихожей? – Пруденс скорчила гримаску.

Прихожая в крошечной мансарде одного из лондонских доходных домов, где жили подруги, была узкая, темная, и там плохо пахло. Поэтому Пруденс терпеть не могла, когда клиенты оставались на ночь.

– Нет, – успокоила ее Бетси. – Этот корабль попал в штиль. Оснащен-то он как надо, да вот паруса не стоят и маловато ветра! Больше часа не задержится. – Она запустила руку за корсаж и выудила оттуда шестипенсовик. – Вот тебе про запас. На карманные расходы. Купи корнуэльский пирог, чтобы не скучно было дожидаться, пока я закончу.

Пруденс спрятала монету в карман и пылко обняла Бетси.

– Что бы я без тебя делала?

Подруги спустились по лестнице и вышли на Шулейн. Здесь было много домов предварительного заключения. В них под присмотром бейлифов[4] сидели должники, которым вскоре предстояло отправиться в центральную тюрьму. Убогие таверны и жалкие магазинчики придавали улице весьма неприглядный вид. Девушки быстро свернули за угол, миновали Флит-Маркет, задержавшись там на несколько минут, чтобы купить ленты, а потом распрощались возле Олд-Бейли-роуд. Бетси пошла в северную часть города – к Ньюгэйт-стрит и Чипсайду, где молодые щеголи рыскали в поисках легкой поживы. А Пруденс направилась к Темзе. Зловонные портовые запахи отравляли свежий утренний воздух. Даже в этот ранний час из таверн вырывались клубы табачного дыма и поднимались вверх до самых карнизов крыш, к которым в виде рекламы были подвешены пивные кружки. На каждом углу резко пахло рыбой: там во всю мочь орали лоточники, предлагая свой товар. В сточных канавах гнили дохлые собаки и крысы. Их трупы время от времени пожирали грязные, вонючие свиньи, бродившие по улицам. Приятным исключением были только кондитерские: оттуда шел вкусный аромат выпечки и хорошо прожаренного английского ростбифа. Приподняв юбки, Пруденс перешагнула через небольшую канавку, куда колбасники выкидывали зловонные отбросы своего товара, и с отвращением сморщила нос. Нет, ей был не по душе этот город – грязный и многолюдный.