Обри. Файл №212 - [7]

— Да так, ничего особенного… — детектив Морроу обняла себя за плечи и зябко поежилась под грозным взглядом начальника.

— Ну, мы… — начал, вставая со своего места Молдер. но Тильман не стал его слушать. Шеф полиции сделал один широкий шаг и подхватил со стола папку с личным делом агента Чей-ни, раскрытую на фотографии одной из жертв Лезвия.

— А это у вас откуда? Это фото с места преступления! Они были опечатаны. Никому не разрешено иметь к ним доступ.

— Это ошибка, — стараясь сохранить вежливость, попытался объяснить Молдер. — Фото было сделано в 1942 году.

— Но убийство произошло три дня назад!

— Нет, — вступила Скалли. — Эти фотографии сделали федеральные агенты Ле Беттер и Чейни, расследуя убийства, случившиеся перед самым их исчезновением. В конце концов, посмотрите на переплет.

Брайан захлопнул папку и озадаченно уставился на украшающий переплет ветхий клочок бумаги с выведенными словами: «Дело закрыто. 1942 год.»

— Три дня назад убили молодую женщину, — после долгого молчания, не поднимая глаз, устало сказал он. — На груди у нее было вырезано слово «сестра». И это же слово — написано на стене. Только я, патологоанатом и мой ближайший помощник знали все обстоятельства дела…

На пороге лаборатории возник запыхавшийся детектив Джон Хангселл.

— Шеф, извините что прерываю, но только что сообщили: еще одно убийство!

Здание городского спортивного комплекса было достаточно велико, чтобы неподготовленный человек мог в нем запросто заблудиться. Шагая вслед за провожатым по бесконечным запутанным полутемным коридорам и петляющим гулким переходам, федеральные агенты оценили размах, с которым строители Обри подходили к вопросу обустройства мест коллективного отдыха населения.

В этот час в коридорах комплекса было безлюдно, под потолком горели редкие дежурные лампы. Глухая дробь шагов, усиливаясь, отражалась от свежепокрашенных стен.

В помещении пустого резервного бассейна агентов уже ждали. Усатый полицейский в легкомысленной летней форме помог Скалли и Морроу спуститься по еще влажной лестнице и подвел их к лежащему на дне бассейна телу. Покойницу обнаружил здешний сторож, когда совершал рутинный обход. Яркий свет переносного полицейского прожектора, косо падающий на стену, выхватывал размашистую, уже успевшую побуреть надпись «сестра». Через расположенные под потолком окна в зал врывались отсветы полицейских мигалок, сверкала фотовспышка: полицейские эксперты фиксировали следы, которые преступник мог оставить на подъезде к спорткомплексу. Впрочем, любой, у кого хватило бы решительности и смекалки, чтобы вскрыть хилый навесной замок черного входа и пробраться через лабиринт подсобных помещений и служебных коридоров, мог чувствовать себя здесь в относительной безопасности: на ближайшие три дня в спорткомплексе был объявлен выходной, а для того, чтобы старик-сторож мог справляться со своей работой в одиночку, здание было слишком велико.

— Жертву звали Верна Джонсон, — встретивший начальство полицейский откинул простыню.

Открывшееся взглядам зрелище тяжело было назвать сколь-либо эстетичным: обескровленное, посиневшее лицо покойницы перекосила предсмертная судорога, грудь покрывали глубокие резаные раны, складывающиеся в то же слово, что было написано на стене. Морроу, которую отделяли от носилок широкие спины мужчин, подалась вперед и тут же отшатнулась, с трудом сдерживая крик:

— Боже ты мой!

— Что такое, Би Джей? — встревоженно спросила Скалли.

— Это она, — чувствуя на себе удивленные непонимающие взгляды Тильмана и полицейских из опергруппы, проговорила Би Джей мертвым голосом. — Это та самая женщина, из моего сна…

В парке имени Авраама Линкольна, центральном месте активного отдыха жителей Обри, наступление осени чувствовалось особенно остро. Опавшая желтая листва устилала аккуратные дорожки; деревья растопыривали голые ветви, еще блестящие от недавнего дождя. Меж ветвей просвечивало неяркое утреннее солнышко. Би Джей любила этот парк. Она могла подолгу бродить по темным аллеям, выходя то к укромному пруду, то к спрятавшейся под сенью платанов летней эстраде, пустующей в это время года; могла часами сидеть на скамейке, наблюдая, как падают листья, а в летние дни любила полежать на мягкой шелковистой траве. Но сегодня парк ничем не мог помочь ей — разве что слегка успокоил расшатанные нервы.

…Аккуратно одетая девочка, игравшая с большой забавной собакой, поскользнулась на опавших листьях, и Би Джей сделала рефлекторное движение, чтобы подбежать на помощь, но тут же остановилась.

— Материнский инстинкт, — словно оправдываясь, проговорила она, обращаясь к Молдеру и Скалли. — Я очень остро его чувствую в последние дни.

Она снова опустилась на скамейку перед узким, мокрым от дождя деревянным столом. Дул не сильный, но промозглый ветер, заставляющий поднимать воротники плащей, и сегодня все прохожие были похожи на шпионов из старой комедии.

— Когда-то я этого терпеть не могла, — продолжила Морроу. — Мне не нравилось, что мама постоянно во всем предлагала мне свою помощь, как будто я не могу ни с чем справиться сама. Я клялась, что никогда не буду вести себя подобным образом.