Обретённое наследство - [6]

А всего несколько месяцев назад её улыбка могла бы разве что испугать человека, которому она предназначалась. Боковые резцы девушки были больше остальных зубов и выдавались вперед, точно клыки хищного зверя. Губы не закрывали их, и оттого лицо Мари напоминало оскал волка, а не улыбку девушки. По-мужски густые брови нависали над глазами, и сильно вырезанные ноздри делали её лицо похожим на обезьянье… Да что о том говорить!..

День для Сони прошёл в напряжении. К вечеру она уже почти не чувствовала тошноты, а Жану удалось сделать лекарственную настойку с ромом и какой‑то травой, которая нашлась у боцмана. Он был на судне кем-то вроде лекаря. Большую часть пришлось боцману и отдать.

– Пригодится, – сказал тот.

Своей настойкой Жан протирал Сонину рану, так что она быстро заживала. Княжна могла бы сказать «на глазах», если бы её видела. А остаток использовал на то, чтобы сделать примочки для Мари.

В другое время Соня бы обиделась, что врач уделяет больше внимания служанке, чем её госпоже. Но нынче она как-то обостренно воспринимала окружающее и могла понять Шастейля: едва не погиб его труд, которым любой хирург мог бы гордиться.

Весь день Соня провела, и так и этак прикидывая выход из положения, в котором она очутилась. То есть очутились-то они все, но Жан мог и здесь выполнять обязанности врача, пока его не продадут в рабство.

Мари… Ей, наверное, придется несколько хуже, но Соня и для неё находила выход. Девушка привыкла терпеть невзгоды. Вряд ли моряки доведут её до такого состояния, что потом только за борт и всё, её тоже постараются продать. А там кто знает, она может попасть к хорошему хозяину.

А вот она, княжна Софья Астахова, превратится в наложницу какого-то бродяги, пирата, недостойного представителя человеческого общества, которого Соня не пустила бы и в прихожую своего дома. Или к ограде замка, каковой она – если бы появилось на то время – соорудила бы вокруг своего замка.

Теперь что же получалось? Все её планы, всё чему она собиралась посвятить жизнь, летит в тартарары?!

Наверное, есть выход. Взять и прыгнуть за борт, но внутри неё всё протестовало против такого конца. Не попытавшись бороться, не поискав какой-нибудь другой выход… За борт можно прыгнуть всегда. Совсем отказываться от такого выхода Софья пока не решила, но отложила его на самый крайний случай…

– Паруса, я вижу паруса! – истошно закричал кто-то сверху мачты. – Впереди судно, корвет!

– Подзорную трубу мне! – услышали они голос Юбера Дюбуа. – И капитана на палубу. Если спит – разбудить и привести в чувство! Шевелитесь, якорь вам в глотку!

Некоторое время на палубе слышался лишь топот ног, потом пленники услышали испуганные возгласы матросов:

– Хуч! Матерь Божья, это Костлявый Хуч!

Теперь судно видели и трое пленников. Оно ещё было далеко и казалось совсем маленьким и неопасным, но волнение, в которое пришёл экипаж «Святой Элизабет», передалось и им.

Мимо них, разя перегаром, прошел капитан. Он молча протянул старпому руку, в которую тот вложил подзорную трубу. Некоторое время он рассматривал далекий парусник, потом вдруг выпрямился, расправил плечи и гаркнул так, что весь экипаж мгновенно подтянулся:

– Приготовиться к бою!

Он обернулся, осмотрел взглядом палубу и что-то шепнул старшему помощнику. А тот распорядился:

– Боцман!

Вдвоем они подошли к Соне, Мари и Шастейлю.

– Следуйте за нами!

И всё это без объяснений и без церемоний, но когда Соня попыталась всё же что-то спросить, Юбер лишь толкнул её вперед и процедил:

– Быстрее, тянешься, как беременная сколопендра!

Моряки провели их куда-то вниз, заставили подняться ещё по какой-то лесенке и втолкнули в узкую душную каморку, на полу которой была свалена парусина.

Каморка была совсем маленькой. Этакий чуланчик, в котором не имелось даже двери, нельзя было выпрямиться во весь рост.

Скрывалась каморка за доской, которую отодвигали, а потом опять задвигали, прихватывая по бокам не то согнутыми гвоздями, не то какой-то потайной щеколдой.

– Судовую кассу неси! – услышали они яростный шепот старпома.

Доска опять отодвинулась, и в каморку впихнули какой‑то сундук, который больно ударил пленников по ногам и существенно потеснил их и без того узкое жизненное пространство.

– Сидите тихо, – прошипел им Юбер, – если хотите выжить. И запомните: в отличие от нас Костлявый Хуч пленников не берёт.

Слова его прозвучали так зловеще, что Соню пробрал озноб, а Мари придвинулась к ней ещё ближе.

Странно, что его действия в отношении пассажиров не поддавались никакому объяснению. Соня попыталась рассуждать: если команда не надеется, что им удастся противостоять какому-то Хучу, и если он в самом деле не берёт пленных, то какая разница, будут ли живы пленники после того, как пират захватит судно? И будет ли цела судовая касса, когда весь экипаж погибнет? Может, решили, что пусть ни пленники, ни деньги Хучу не достанутся?! Не могли же они беспокоиться о них, после того как недвусмысленно объяснили свои намерения.

– Я раньше думала, что пиратов больше не существует, – шепнула Соня своим товарищам, – что они все остались в семнадцатом веке. Мой брат говорил, что ещё лет пятьдесят назад британские моряки разгромили огромный пиратский флот в… каком‑то море, не помню названия.