Обретение Родины - [220]

Сегодня так хорошо знакомый и все-таки всегда по-новому волнующий сон впервые перенес мысли лысого майора не в позавчерашний, а в завтрашний и даже послезавтрашний день. Он чувствовал недовольство собой.

Несколько секунд он еще продолжал ломать голову над тем, что же, собственно, требовалось ему сделать за прошедшие сутки? Но мысли носились как бы в безвоздушном пространстве, не встречая на своем пути ничего, за что можно уцепиться.

Балинт резко откинул одеяло и спрыгнул с кровати. Он молниеносно, как это бывало на фронте, побрился, умылся, надел китель. Затем наскоро позавтракал, выскочил на улицу и минуты через две уже был в типографии.

И наборщики и сотрудники редакции «Венгерской газеты» никак не могли взять в толк, что такое нашло нынче на майора, вчера еще столь мягкого и добродушного. От каждого требовал он самой безукоризненной, самой самоотверженной работы, всех поднял на ноги. Балинт собственноручно написал приказ, точно определяющий обязанности каждого отдельного сотрудника типографии и редакции, назначил лиц, которым надлежало контролировать его выполнение.

Позвонила по телефону Анна. Она звала Балинта завтракать. Но, пообещав прийти в течение часа, он уже в следующую минуту совершенно об этом забыл.

Лысый майор взял на строгий учет все запасы бумаги, осмотрел типографию, даже станки, печатавшие материал не для «Венгерской газеты». Ему удалось обнаружить два сильно потрепанных линотипа, и он немедленно позвонил в городскую комендатуру, прося срочно подыскать среди советских военнослужащих мастера, который бы сумел пустить их в ход. После этого Балинт поговорил с наборщиком и печатниками местной, дебреценской типографии, поинтересовался, как они живут и сколько зарабатывают. В заключение он дал распоряжение варить на кухне «Венгерской газеты» обед для всех работников типографии, взяв пока продукты из неприкосновенного запаса.

Получив талоны на обед, один из местных печатников-венгров отозвал лысого майора в сторону и шепотом сообщил ему, что часть подвального типографского помещения была недавно замурована второй стеной. Четверо красноармейцев разобрали по приказу Балинта эту кирпичную кладку. За ней оказалось большое количество отличной газетной бумаги, высокого качества типографская краска, четыре пишущие машинки и ящик с лентами к ним, много запасных частей к печатным машинам, а также… три мешка сушеных слив. Последняя находка особенно поразила майора. Он никак не мог понять, зачем было замуровывать сюда этот продукт.

Так или иначе раскопки и основательное исследование подозрительного подвала по приказу Балинта продолжались. Вскоре красноармейцы извлекли на свет божий шесть завернутых в клеенку немецких автоматов и много армейской амуниции.

Лысый майор вызвал к себе владельца типографии и потребовал у него объяснений. Тот начисто от всего отпирался. Тогда Балинт позвонил в комендатуру. Обыск в квартире владельца типографии пролил свет на многое из того, что творилось за последние дни в Дебрецене.

Только в шесть часов вечера сел наконец Балинт за свой завтрак, за которым сразу последовал обед, а спустя полчаса и ужин.

Потом они долго беседовали с Пожони.

В одиннадцатом часу ночи из политотдела комендатуры пришел письменный приказ: откомандировать Петера Тольнаи в распоряжение венгерского правительства.

Тольнаи находился в это время в типографии, и Анна Моцар отправилась за ним.

Балинту хотелось проститься с Тольнаи как можно теплее. Ведь они сблизились при очень тяжелых обстоятельствах, и с тех пор лысый майор успел его полюбить. Но, сообщив ему приказ о демобилизации, Балинт вдруг почувствовал, что не в силах произнести больше ни слова.

Тольнаи тоже молча пожал протянутую руку. Казалось, он какое-то мгновение ожидал, что майор еще что-нибудь скажет в напутствие. Убедившись, что ждет напрасно, он заговорил сам:

— Я все понимаю, товарищ майор! И никогда не забуду того, чему здесь научился. Всегда и при всех обстоятельствах буду верно служить народу и партии.

Обняв Петера Тольнаи, Балинт крепко прижал его к груди.

— Только, пожалуйста, без слез! — сказала Анна, хотя у самой глаза подозрительно, очень подозрительно блестели.

8. Новый год

Балинт лег в полночь, сказав, чтобы его завтра разбудили чуть свет. Но Анна этот приказ отменила, и потому он проснулся только в восьмом часу утра, когда Тольнаи уже ушел. Крепко поругав Анну, лысый майор, однако, не забыл попросить ее приготовить сегодня особенно плотный завтрак.

В воротах занимаемого «Венгерской газетой» здания стоял уже новый привратник, Андраш Шювегеш. Его переманил сюда Володя Олднер.

Шювегеш по-армейски представился Балинту и сразу обратился к нему с просьбой:

— Товарищ майор, знаю, что вам требуются солдаты. Вот я и тут как тут. Дозвольте доказать, что человек, который не плошал в девятнадцатом, способен еще и нынче ходить в штыковую атаку!

— Ну что вы, товарищ Шювегеш! Староваты мы с вами для этого.

— Пожилой — не значит старый, товарищ майор.

— Будем надеяться. Однако сегодня можно воевать и не одним штыком.

— Но им тоже!

— Это верно. Ладно, там посмотрим, товарищ Шювегеш.