Обретение крыльев - [22]

– На, выпей.

Я почти не помню боли.

Рана зарубцевалась быстро, а вот обида мисс Сары разгоралась все сильней. Она опять стала заикаться и очень тосковала по книгам. Несчастная девочка!

Это Люси наболтала мисс Мэри о моей писанине под деревом, а мисс Мэри побежала жаловаться госпоже. Я всегда считала Люси глупой, но она просто хотела угодить мисс Мэри. Я так и не простила ее и не знаю, простит ли мисс Сара свою сестру, потому что эти кляузы изменили жизнь моей юной госпожи. С ее занятиями было покончено.

Наши уроки чтения тоже прекратились. У меня была сотня слов, но, пошевелив мозгами, я могла прочесть гораздо больше. Время от времени я повторяла алфавит для матушки и читала ей слова с картинок, прикрепленных на стену.

* * *

Однажды я пришла в подвал и увидела, что матушка шьет детскую распашонку из муслина с сиреневыми ленточками.

– Да, на подходе новый Гримке, – сказала она, заметив удивление на моем лице. – Где-то зимой ожидается. Госпожа не рада. Я слышала, как она говорила хозяину, что это будет последний ребенок.

Закончив подрубать маленькую распашонку, матушка порылась в мешке из рогожи и вытащила небольшую пачку чистой бумаги, чернильницу и гусиное перо. Я знала, что все это она украла.

– Зачем ты продолжаешь воровать?

– Хочу, чтобы ты кое-что написала. Пиши: «Шарлотта Гримке имеет разрешение на перемещение». Ниже поставь месяц, оставь место для числа и подпишись «Мэри Гримке» с какой-нибудь завитушкой.

– Прежде всего я не знаю, как писать «Шарлотта». И не знаю слова «разрешение».

– Тогда напиши: «Этой рабыне можно перемещаться».

– Зачем тебе понадобилась такая бумага?

Она улыбнулась, обнажив щель в передних зубах:

– Эта рабыня собирается странствовать. Но не волнуйся, она всегда будет возвращаться.

– Что ты собираешься делать, когда тебя остановит белый и попросит пропуск? И догадается, что его написал ребенок.

– Тогда постарайся написать не как ребенок.

– А как ты перелезешь через стену?

Матушка подняла взгляд к окну под потолком, которое было не больше шляпной коробки. Я понятия не имела, как она в него протиснется, но, если понадобится, намажется гусиным жиром. Я написала матушке пропуск, потому что ей страшно хотелось его получить.

После этого она стала пропадать на один или два вечера в неделю. Уходила ранним вечером и возвращалась затемно, не объясняя, где была. Не говорила, как выбиралась со двора и как попадала во двор. Правда, мысленно я проследила ее маршрут. Расстояние между стеной дома и оградой напротив оконца – не больше двух футов. Протиснувшись в окно, она могла прислониться спиной к стене дома, а ногами упереться в ограду и залезть на нее, после чего спрыгнуть на землю с другой стороны.

Обратный путь – другой. Лежит он, вероятно, через задние ворота, в которые въезжали и выезжали экипажи. Матушка возвращалась, когда было безопасно и темно, и могла незамеченной взобраться на подножку. И всегда приходила до барабанного боя, возвещавшего комендантский час. Я с ужасом представляла, как она где-то там скрывается от городской стражи.

Однажды, когда мы дошивали одежду для рабов, я высказала свои соображения о том, как она днем вылезала из окна, а в темноте возвращалась через ворота.

– Ну разве ты не умница! – ответила мать.

Краем сознания я представляла ее с ремнем, затянутым вокруг лодыжки и накинутым на шею.

– Не делай этого больше, – взволнованно упрашивала я. – Пожалуйста. Ладно? Тебя могут поймать.

– Знаешь что, в твоих силах мне помочь. Если кто-нибудь здесь хватится меня, поставь ведро рядом с цистерной, чтобы я увидела его от задних ворот. Сделаешь это для меня?

Я испугалась еще больше:

– А если ты его увидишь, что сделаешь – убежишь? И бросишь меня?

Я расплакалась.

Она погладила мои плечи, как делала всегда:

– Подарочек, детка. Я скорей умру, чем брошу тебя, ты же знаешь. Если замечу ведро у цистерны, буду предупреждена об опасности, вот и все.

* * *

У белых вновь начался светский сезон, и мы с матушкой не успевали справляться со всеми платьями и сюртуками. Вдобавок она без разрешения нанялась работать на стороне. Я узнала об этом после ужина, когда мы стояли посредине заднего двора. Мисс Сара весь день была не в духе, и я подумала, что больше всего на свете меня волнуют две вещи: подавленное состояние Сары и мамины вылазки через окно. Но тут матушка достала из кармана жетон раба. Нанимая раба, хозяин должен купить у города жетон, а я знала, что господин Гримке таковых не покупал. Заиметь поддельный жетон – это хуже, чем украсть зеленый хозяйкин шелк.

Я рассматривала его – маленький медный прямоугольник с отверстием в верхней части, чтобы можно было крепить к одежде. И выгравированные слова. Я долго пыталась произнести их, пока наконец не получилось: «При-слу-га».

– Прислуга! – воскликнула я. – Номер сто тридцать три. Тысяча восемьсот пятый год. Где ты его взяла?

– Все это время я ведь не бездельничала, а искала работу.

– Но у тебя здесь столько работы, что и вдвоем не справиться.

– И я за нее ничего не получаю, так ведь? – Она забрала жетон и опустила в карман. – У Тома, раба Рассела, есть своя кузня на Ист-Бей. Госпожа Рассел разрешает ему работать по найму весь день и забирает только три четверти заработка. Он сделал мне жетон, скопировал с настоящего.