Обрекаю на смерть - [11]

— А м-р Холлман дома?

— Нет, спасибо Господу за маленькие милости. Карл здесь не появлялся. Но я ожидаю его с той минуты, как Милдред позвонили из клиники. — Ее взгляд скользнул мимо меня на улицу, потом вновь вернулся ко мне. — Это ваше такси?

— Мое.

— Слава Богу! Вы из больницы?

— Только что оттуда.

Я рассчитывал на неверное истолкование моих слов, но ее реакция тут же заставила меня пожалеть об этом.

— Почему вы не запрете их там понадежнее? Как вы могли допустить, чтобы сумасшедшие разгуливали, где попало. Если бы вы знали, что пережила моя девочка из-за этого человека — просто ужас! — Она сделала незаметный переход от выражения материнской заботы к собственной персоне: — Временами мне кажется, что именно я исстрадалась больше всех. Какие надежды я связывала с этой девочкой, какие строила планы, и вдруг она приводит этого в нашу семью. Я просила ее, умоляла остаться дома сегодня. Но нет, она ушла на работу, словно без нее там все остановится. Она нарочно оставляет меня одну, чтобы я вся извелась.

Она прижала руки к груди, и между пальцами, словно поднявшееся тесто, проступила белая плоть.

— Как несправедливо. Мир такой жестокий. Работаешь, надеешься, строишь планы, и затем все летит в тартарары. Я не заслужила этого. — По щекам женщины скатились несколько редких слезинок. Она вынула из рукава скомканный бумажный носовой платок и вытерла им глаза. Они блестели, незамутненные переживаниями, с необыкновенной яркостью. Я спросил себя, какой источник питал их.

— Простите, миссис Глей. Я только что подключился к этому делу. Моя фамилия Арчер. Разрешите войти и побеседовать с вами?

— Входите, если угодно. Не знаю, что я-то могу рассказать. Милдред обещала прийти после двенадцати.

Она двинулась вдоль темного коридора, немолодая опустившаяся женщина, но в ее осанке, в походке еще ощущалось некоторое величие — былая красота и грация держали в узде ее тело. Она остановилась возле арочного дверного проема, завешанного шторами, из-за которых доносились приглушенные голоса.

— Пожалуйста, проходите и садитесь. Я как раз собиралась переодеться к ленчу. Пойду накину на себя что-нибудь.

Она стала подниматься по лестнице, начинавшейся в конце коридора. Я раздвинул шторы и вошел в полутемную гостиную, где светился экран телевизора. Поначалу люди на экране воспринимались как нереальные тени. После нескольких минут сидения перед телевизором они стали более реальными, чем сама комната. Экран превратился в окно, за которым при ярком свете жизнь шла своим чередом, и прекрасная актриса никак не могла решить, что ей выбрать — сделать карьеру или родить ребенка, и она, наконец, выбрала и то, и другое. Окна гостиной, где я находился, были наглухо задернуты.

В мерцающем свете экрана я заметил пустой бокал, стоявший на кофейном столике рядом со мной. Бокал попахивал джином. Чтобы занять чем-нибудь руку, я пошарил в поисках бутылки. Она оказалась спрятанной за подушкой на моем стуле, — наполовину опустошенная бутылка джина «Гордонз», прозрачного, словно слеза. Ощутив некоторую неловкость, я вернул бутылку на прежнее место. Женщина на экране произвела на свет ребенка и протянула мужу, чтобы тот полюбовался своим отпрыском.

Открылась входная дверь и тут же захлопнулась. По коридору простучали быстрые каблучки, остановившиеся возле арочного проема. Я стал подниматься со стула. Женский голос спросил:

— Кто это — Карл? Это ты, Карл?

Она обладала высоким голосом и при свете телевизора выглядела очень бледной, словно спроецированной с экрана. Она пошарила рукой за шторами, нащупывая выключатель. Над моей головой вспыхнуло тусклое освещение.

— О! Простите. Я подумала, что это кто-то другой.

Она была молода, небольшого роста, с красиво посаженной маленькой головкой, изящные линии которой подчеркивала короткая мальчишеская стрижка. Темный деловой костюм обтягивал ее тело, как виноградная кожица обтягивает мякоть. Она держала перед собой, словно щит, блестящий пластикатовый пакет черного цвета.

— Миссис Холлман?

— Да. — Ее взгляд спрашивал: а кто вы, и что вы здесь делаете?

Я представился. — Ваша мама попросила меня присесть на минутку.

— Где мама? — Она старалась говорить спокойным тоном, но глядела на меня с подозрением, словно я спрятал тело ее матери в шкаф.

— Она наверху.

— Вы полицейский?

— Нет.

— Я просто так спросила. Она позвонила мне на работу полчаса назад и сказала, что собирается обратиться в полицию за охраной. Я не могла вырваться со службы раньше.

Она вдруг замолчала и оглядела комнату. Обстановка могла бы сойти за антикварную, если бы отличалась оригинальностью. Ковер был потерт, обои поблекли и покрылись коричневыми пятнами. Мохеровая обивка дивана, такая же, как и на моем стуле, местами порвалась и из нее лезла труха. С кофейного столика, на котором стоял пустой бокал, отслаивался шпон из красного дерева. Не приходилось удивляться тому, что миссис Глей утреннему свету предпочитала полумрак, джин и телевизор.

Миссис Холлман промелькнула мимо меня с быстротой птички, схватила бокал и принюхалась. — Так я и думала.

За ее спиной на экране мужчина-ведущий, впрочем, не совсем уж и мужчина, советовал женщинам, как избавиться от запаха пота и стать любимой. Миссис Холлман с бокалом в руке повернулась к телевизору. На секунду я подумал, что она запустит бокалом в экран. Вместо этого она нагнулась и выключила телевизор. Свет на экране медленно померк, словно сон.