Обреченный странник - [29]

— Кедровка, говоришь? Знаю, однако. Не шибко далеко, но в стороне все одно будет.

— А Максима там не знаешь? По прозванию Слопцов.

— Нет, не знаю, — не задумываясь, ответил тот. — Что, заезжать будем?

— Да надо бы… — нерешительно подтвердил Зубарев. Деревня Кедровка стояла по низу большой пологой горы, и от нее, как пояснили Ивану, до самого тракта было рукой подать. Значит, Янгельды хитрил, набивая цену, чтоб побольше взять за перевозку мешков. Без особого труда нашли и дом Слопцовых, вся деревня насчитывала чуть больше десятка домов, но сам Максим оказался на рыбалке, пришлось ждать. Пожилая женщина, почти старуха, предложила Ивану зайти в избу, но он отказался и расположился на бревнах, сложенных у ограды. Дни стояли просто чудесные, а, проведя две недели в лесу, в поле, он настолько привык к походной жизни, что под крышу идти не хотелось. Тогда хозяйка, чуть побыв в избе, сама вышла к нему, неся в руке деревянную кружку с квасом. Башкирцы повели коней поить к реке, и Иван был один, не хотелось ни говорить, ни двигаться, а так сидеть и сидеть под теплыми солнечными лучиками, смотреть на огромную, поросшую вековым лесом гору и ни о чем не думать.

— Рудознатцы, поди, али старатели? — спросила женщина, протягивая ему кружку. Ей, наоборот, хотелось с кем–то поговорить, поделиться, потому, наверное, и вышла к Ивану.

— Благодарствую, — ответил он, принимая кружку, — из Тобольска сам буду, а тут по указанию губернатора нашего…

— Из Тобольска? Из самого Тобольска?! — даже не дала ему договорить женщина, всплеснув руками. — У меня ж там сынок, Алешенька, в монастыре уже пятый годок. Не знаете, случаем?

— Он меня к вам и направил: с Максимом перетолковать.

— Да чего же ты, мил человек, молчишь столь времени? Почему не сказал сразу? Ох, дела какие деются на свете–то, — запричитала она, и глаза ее быстро увлажнились, и она утерла их концами платка, точь–в–точь как это делала мать Ивана. — Как же там Алешенька хоть живет наш? Каждый годок собираюсь к нему, собираюсь, да дела не пущают. Максимка–то все невесту себе найти не может, а где ее найдешь тут, коль на десять мужиков одна девка приходится, старатели все больше живут у нас, бессемейные, а я по дому и хлопочу за хозяйку, — быстро–быстро обсказывала она Ивану о своих делах. Ой, — спохватилась, наконец, — заговорила тебя, мил человек, совсем. Скажи мне, Христа ради, про Алешеньку. Здоров ли он?

— Не жаловался, — пожал плечами Иван. — В монастыре живет, при митрополите…

— При самом митрополите?! — вновь перебила она его, не давая договорить, и привычно всплеснула руками. — Кем он ему будет хоть, митрополиту?

— Того, мать, не знаю, не спрашивал, — Иван неловко чувствовал себя перед женщиной и начал уже жалеть, что сообщил ей о знакомстве с монахом.

— Меланьей меня зовут, — схватила она его за руку и потащила за собой, — айда, айда в избу, неча тут сиднем сидеть.

— Мне башкир дождаться надо, а то подумают, что сбежал от них, попытался отговориться он. Но слабая отговорка не помогла, и Меланья уговорила его все же зайти в избу, начала хлопотать возле огромной русской печи и все говорила, говорила, спрашивала об Алеше, рассказывала про старшего, Максима, и вскоре Иван знал обо всех бедах и невзгодах, постигших семью Слопцовых за последние годы, про всех родственников и соседей. Он начал искать было предлог, как бы ему выбраться обратно на улицу, но тут открылась дверь, и в избу вошел невысокого роста парень, по годам ровесник Ивана, пожалуй, даже чуть моложе, и с ходу, не поздоровавшись, спросил:

— Кого там башкиры поджидают? — стрельнул глазами в сторону Зубарева. Тебя, что ли?

— Максимка, то человек от Алешеньки нашего, — пояснила мать.

— И башкиры тожесь от него будут? — настырно продолжал тот.

— Со мной они, — сказал Иван, вставая с лавки, — руду взялись до большака подвезти.

— А-а, старатель, значит, — равнодушно протянул Максим, опускаясь бесцеремонно на место Ивана. — Много ль намыл?

— Чего намыл? — не понял Иван.

— Золота, чего ж еще. Прикидываешься или в самом деле дурак? — дерзко скаля зубы, спросил Максим.

— Ладно, пойду я, — Иван понял: разговора не получится, — и счел за лучшее уйти, не дожидаясь осложнений.

— Куда же ты? — всплеснула руками Меланья. — Счас на стол накрывать стану, оставайся.

— Не горячись, паря, — зевнул широко Максим, — на меня внимания особо не обращай. Я злой седня, не поймал ничего на реке. Двух щук только.

— И то хорошо, — успокоила его мать, — а где они? Во дворе, что ль, оставил? Так мухи налетят, нашпокают мигом… — и она быстренько по–молодому, выскочила на улицу.

— Счас перекушу чего и отойду душой, а то с утра голодным ушел, вот и злой, как черт. Да ты садись, садись, звать–то как? — Иван назвался, и Максим продолжал объяснять, — жила золотая у нас прошлой осенью вся вышла, новую никто сыскать не может, Федька вон даже, дружок мой, пробовал шурф бить, а все впустую. Как тут злым не станешь? Спасибо, что заехал, неожиданно миролюбиво заговорил он, — Алешка там жив–здоров? И хорошо. В самом Тобольске живешь? Ни разу не был. Говорят, город большой, красивый… А у нас чего ищешь, коль золото не мыл?