Обреченный мост - [25]
Удивительно было, с какой прытью умудрялась ковылять барышня в разношенных калошах третьего номера, да ещё по мокрому, вязкому песку. Войткевич, трусивший чуть позади неё, только и успевал, что увёртываться от рыжих каскадов песка и расколотых ракушек мидии, летевших из-под стоптанных задников.
— Быстрее, быстрее… — недовольно проворчал он. — Если я ещё прибавлю прыти, прекрасная пейзанка, то, как честный красноармеец, должен буду на вас жениться.
Девушка метнула на него встревоженный взгляд бдительной пионерки, — видимо, не всё и не сразу поняла. Уж больно кудряво выражался этот военный, который говорил на помеси улицы и библиотеки. Но поняла, что и назвали её, кажется, куртизанкой, и предложение ей сделано, соответственно, не слишком пристойное, может, даже продать Родину.
— Чего это вдруг? — вопросительно дёрнулась густая бровь, негативно-чёрная под русой челкой. — Жениться?
— Ну, если я ворвусь к вам домой, неся вас на руках. — Чуть не налетев на девушку, Войткевич схватил её за острые локотки. — Потому что по-другому быстрее у нас не получится. Что тогда скажут ваши мама и папа? Конечно, они скажут мне жениться.
— Во-первых, у меня нет, — сердито вырвалась девушка, — ни мамы, ни папы. Во-вторых, мы не ко мне домой идём и, в-третьих, — она совершенно по-детски поджала нижнюю губу, — очень надо!
Видимо, картина, нарисованная разведчиком, показалась ей хоть и романтичной, но сомнительной. Идеологически невыдержанной.
— А куда мы идём?.. — пропустив первый и последний пункты ответа мимо ушей, поинтересовался капитан Новик, успевший догнать их обоих за время минутной перепалки.
— Сюда, — девчонка мышью юркнула в камышовую чащу, из которой, прорыв в глине извилистое неглубокое русло, бежал мутный ручеёк, словно подкрашенный охрой.
Ручеёк брал начало в канализационной или дренажной трубе диаметра достаточного, чтобы перемещаться в ней, согнувшись вдвое, но не более того.
Ржавая труба полого зарывалась в песок пляжа, шагах в десяти позади них, в камышах. Тут же, где она только выходила из стены глинистого обрыва, была изрядная дыра, должно быть, от случайно угодившего снаряда.
В эту дыру и намерилась забраться барышня, судя по тому, как она подобрала подол юбки в узел.
Прежде чем последовать за ней, Войткевич озабоченно оглянулся и сказал:
— Ты посмотри, никакого шухера. Они что, так и не всполошились?
Он прищурился в сторону артиллерийской позиции зенитки.
— Стрельба тут не редкость, — глянула через его плечо и девушка. — Немцы часто камыши простреливают, боятся каждого шороха.
— Чего ж они его не выжгут?
— Выжигают, конечно, так растёт же уже на второй день.
— Прямо бамбук какой-то!
— Коллектор, судя по диаметру, — постучав по трубе чудом уцелевшим плоским фонариком, заглянул в рваную дыру Новик. Мутный, неясный луч высветил сталактитовые наросты заизвесткованной грязи. — Наверное, в эту трубу канализация со всего района сходится.
— Сходится, товарищ командир, — подтвердила их юная проводница. Очевидно, субординацию она вычислила по степени серьёзности компаньонов. — Только теперь немцы решётки кругом поставили, на завод не пробраться. Вообще никуда.
Почему она решила, что переодетым разведчикам одна дорога — на завод, капитан не понял, да и спросить не успел. Вклинился Войткевич.
— Никуда? Тогда зачем нам туда надо?.. — он, придерживая каску, сунул голову в дыру, откуда гулко раздалось: — Ты нас куда ведёшь, Иванна Сусанна?
— К дедушке, — закатив глаза, вздохнула барышня.
— И кто у нас дедушка?
— Местный староста.
Новик медленно обернулся. Войткевич, наоборот, резко дёрнувшись, громыхнул затылком каски по краю дыры.
Собственно, этим и был их тандем примечательным. Всегда казалось, что флегматичный капитан и шкуру имеет трехдюймовую, а вот суетной и какой-то припадочный Войткевич на все события реагировал с готовностью взболтанного ситро.
— Слушай, мы её в коммунизм не возьмём, — заявил он, помянув ни к селу ни к городу В.В. Маяковского. — Она ещё, поди, губы красит.
Впрочем, и девчонка оказалась бойкой на язычок.
— Если ещё сами в тот коммунизм попадёте, — парировала она, дерзко глянув на Якова из-под налипших на мокрый лоб прядей.
— Вот и проявилась твоя звериная антисоветская сущность! — погрозил девушке пальцем Войткевич с неуместной весёлостью. И, наверное, имел ещё что сказать. Но капитан взмахом руки пресёк их странное препирательство.
— И где сидит этот твой дедушка, который староста? В комендатуре? — строго спросил он.
— На кладбище, — коротко, будто даже с язвительным удовольствием, ответила та.
— Саша, я ей-богу начинаю бояться, — снова взялся за своё Яков. — Вот куда мне совсем не надо, так это на кладбище! Особенно, если по нему дедушки шарахаются, вместо того, чтобы лежать по могилкам…
— Сам ты упырь! — совсем по-детски огрызнулась девчонка и тут же добавила с подчёркнутой взрослостью: — Я неточно выразила свою мысль. Не на кладбище, а в некрополе.
— Хрен редьки… — успел вставить старший лейтенант.
Но, полыхнув на него синим глазом, «инкогнито» в кацавейке выдало защитную речь самого патетического толка. Впрочем, столь же и бестолкового содержания.
Со странным человеком свела судьба старшего лейтенанта Александра Новика во время одного из рейдов во вражеский тыл. Даже и не думал он тогда, что вместе с этим вызывающим сильные подозрения Яковом Войткевичем им придётся готовить захват фашистского штаба, а потом и вовсе разыскивать тайную базу немецких подводных лодок…
Приближается победная весна 1944 года — весна освобождения Крыма. Но пока что Перекоп и приморские города превращены в грозные крепости, каратели вновь и вновь прочёсывают горные леса, стремясь уничтожить партизан, асы люфтваффе и катерники флотилии шнельботов серьезно сковывают действия Черноморского флота. И где-то в море, у самого «осиного гнезда» — базы немецких торпедных катеров в бухте у мыса Атлам, осталась новейшая разработка советского умельца: «умная» торпеда, которая ни в коем случае не должна попасть в руки врага.Но не только оккупанты и каратели противостоят разведчикам Александру Новику и Якову Войткевичу, которые совместно с партизанами Сергеем Хачариди, Арсением Малаховым и Шурале Сабаевым задумали дерзкую операцию.
«Крымский щит» — так называлась награда, которую получали воины вермахта, наиболее отличившиеся при завоевании далёкого от Германии полуострова. Но, обуреваемые мечтами о близком триумфе, они не подозревали, что невысокие горы Крыма укроют отряды бесстрашных и беспощадных народных мстителей, что Сергей Хачариди, Арсений Малахов, Шурале Сабаев и их боевые соратники сделают всё, чтобы защитить своё Отечество от алчной фашистской стаи…
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.