Обреченный мост - [13]

Шрифт
Интервал

Такое же впечатление сложилось и у Новика. Почти бесшумно пальнув пару раз в приоткрытую дверцу авто, — ветер относил назад звук выстрела с таким молниеносным проворством, что ухо не успевало их уловить, — он покосился на Войткевича, увлечённо крутившего баранку, и хладнокровно поинтересовался:

— Мы едем куда-то? Или куда вывезет?

— К Христу за пазуху! — почти раздельно процедил сквозь зубы Яков, очевидно опровергая это направление прицельной сосредоточенностью на лице и ловкостью, с которой он заставлял «Хорьх» отскакивать от бочек и штабелей складских ящиков в поисках какой-то, определённо известной ему, цели. Как будто не всё равно было, каким образом свести счеты с жизнью? Грянуть в ящики с зенитными снарядами 88-го калибра, взорваться в пирамиде бензиновых бочек или нырнуть в ночную волну…

Но, мельком глянув в ту же сторону, куда, словно намагниченный, то и дело возвращался взгляд Якова, только и заметил Александр:

— Ну-ну, — и на всякий случай улучив момент, снова приоткрыл дверцу. Ледяной встречный воздух тут же затуманил глаза шальной слезой, но всё-таки Новик успел откинуть выстрелом из кургузого «Вальтера» фигуру, темневшую на фоне кормового огня у трапа, ведущего с пирса вниз, к длинному и узкому корабельному корпусу.

Танкодесантный корабль типа «Marine Fahr Prahme» — морская самоходная баржа с осадкой всего 1,45 м, — даже подскакивая на волнах, оставался гораздо ниже пирса, сложенного из тёсаного камня лет тому полтораста. Если бы не надстройка, а скорее — артиллеристская платформа с 75-мм пушкой, угрюмо уставившейся коротким дулом вниз, да двумя 20-мм автоматами, задорно вскинувшимися стволами зенитных спарок вверх, — этакой низкой посудины и не заметишь. Но Яков уже давно приметил это, вполне подходящее для экстренной эвакуации плавсредство всего полста метров длиной, — как раз, чтобы с ходу влететь на его танковую платформу и затормозить.

Александр едва успел упереться в лобовое стекло, когда, соскочив с пирса и клюнув палубу бампером, машина прогрохотала по ребристым пайолам.

— Руби концы! — с этими словами лейтенант Войткевич вывалился в свою дверцу.

«Хорьх» почти боком остановился перед бронированным щитом рубки.

Встав на подножку, капитан Новик обернулся.

Тени швартовых концов чёрными змеями плясали на серой стене пирса. Толстые концы болтались на чугунных кнехтах, подозрительно похожих на допотопные трехфунтовые пушки, врытые казённой частью вверх. Должно быть, так оно и было после многочисленных переподчинений и упразднений крепости. Капитан нацелил «Вальтер» на чёрные болванки кнехтов, к счастью, хорошо освещённые береговыми огнями и разгоревшимся пожаром, и взвёл курок. Впрочем, первый выстрел достался часовому, возникшему поверх стены, но два следующих угомонили чёрных змей — швартовые концы оборвались в воду, уже вздыбленную винтами между резиновыми брусками кранцев. Это за бронещитком тесной рубки орудовал лейтенант Войткевич, накручивая маленький, словно игрушечный, штурвал.

Пули зазвенели по клёпаному щитку, рикошетя и выбивая щепу из деревянной палубы. Яков пригнулся. Александр присел за вытянутым рылом «Хорьха». На краю пирса уже приноровился бочком первый мотоцикл с коляской преследователей; часто глухо, как простуженный, залаял «MG-42».

Дружно взревели три дизеля баржи, разворачивая баковую аппарель в сторону пролива. Александр, улучив момент, тоже нырнул за бронещиток, опустился на низкое маленькое сиденьице и локтем утёр мокрое лицо.

— Один чёрт, не выпустят, — заметил он по обыкновению флегматично, словно речь шла не о его собственной судьбе, а о будущности картошки, расставленной комбригом Чапаем на карте сражения: один чёрт, в суп.

Как ни странно, более чем разговорчивый одессит — Яшка Войткевич — промолчал. А что тут скажешь? Керченский залив, пролив, весь крымский берег превращен немцами в сплошную линию береговой обороны: от гаубичных батарей до аэродромов гидропланов. Акватория, в свою очередь, кишмя кишит сторожевиками и БДБ. Плюс мины — даром, что наши, в своё время накиданные в пролив, чтобы запереть в многочисленных портах Керчи досаждающие «Зибели» и ещё более опасные «Шнелльботы». Едва ли мины будут благосклоннее к соотечественникам. Да и погоня не замедлила поспеть…

Оккупированный Крым

Тогда, в долине Коккоз…

Долина была обставлена лесистыми горами и глухими стенами скал, и спуск в неё был довольно крут и небезопасен. Вилась, опасливо сторонясь осыпей, гравийная дорога, трамбованная кремневым щебнем. Когда телега поравнялась с крайними валунами, похожими на черепа великанов, из-за ближайшего вышел Сергей Хачариди.

Конь, недовольно фыркнув, встал, но поднять морду так и не удосужился.

— Здорово, отец, — дружелюбно поприветствовал возницу Сергей, по-прежнему держа пулемёт в одной руке, как привычную подорожную ношу.

— Я всегда знал, что это хреново закончится… — вместо приветствия неожиданно выдал старик.

Серёга удивлённо хмыкнул, но кивнул, дескать: само собой. И, подойдя к телеге, положил руку на рогожу, закрывавшую борт, мельком заглянул за него — ничего, кроме прелой соломы и пары пустых мешков.


Еще от автора Юрий Яковлевич Иваниченко
Разведотряд

Со странным человеком свела судьба старшего лейтенанта Александра Новика во время одного из рейдов во вражеский тыл. Даже и не думал он тогда, что вместе с этим вызывающим сильные подозрения Яковом Войткевичем им придётся готовить захват фашистского штаба, а потом и вовсе разыскивать тайную базу немецких подводных лодок…


Торпеда для фюрера

Приближается победная весна 1944 года — весна освобождения Крыма. Но пока что Перекоп и приморские города превращены в грозные крепости, каратели вновь и вновь прочёсывают горные леса, стремясь уничтожить партизан, асы люфтваффе и катерники флотилии шнельботов серьезно сковывают действия Черноморского флота. И где-то в море, у самого «осиного гнезда» — базы немецких торпедных катеров в бухте у мыса Атлам, осталась новейшая разработка советского умельца: «умная» торпеда, которая ни в коем случае не должна попасть в руки врага.Но не только оккупанты и каратели противостоят разведчикам Александру Новику и Якову Войткевичу, которые совместно с партизанами Сергеем Хачариди, Арсением Малаховым и Шурале Сабаевым задумали дерзкую операцию.


Крымский щит

«Крымский щит» — так называлась награда, которую получали воины вермахта, наиболее отличившиеся при завоевании далёкого от Германии полуострова. Но, обуреваемые мечтами о близком триумфе, они не подозревали, что невысокие горы Крыма укроют отряды бесстрашных и беспощадных народных мстителей, что Сергей Хачариди, Арсений Малахов, Шурале Сабаев и их боевые соратники сделают всё, чтобы защитить своё Отечество от алчной фашистской стаи…


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.