Обреченные попаданцы - [2]

Пескари в пруду застывают от такой наглости. Дуб забывает о домогательствах к рябине и топорщит в ужасе желуди. Береза сочувственно поскрипывает. Лишь бесчувственный голубь продолжает попытки соблазнить самочку. А Димка легонько щипает меня за сосок, отчего я притворно ойкаю и бью его по плечу.

— Ну знаете ли, молодой человек… Я так это дело не оставлю… Мало того, что совокупляются здесь посреди бела дня, так еще и оскорбляют… Нет! Я сейчас полицию вызову! Я за оскорбление привлеку! Я…

— Пойдем, Жозефиночка! Не обращай внимания на этих наглецов. Я уже так унизил взглядом этого хама, что он теперь не скоро опомнится, — подталкивает под пухлый локоток более здравомыслящий Карл. — А вам, молодой человек, должно быть стыдно за свое поведение. Нет-нет, не вставайте — сидите и думайте о своем скверном поведении. Пойдем, Жозефиночка от этих нехороших людей. Ну не мешкай же!

Ну да, сейчас молодежь такая пошла, что не только обругать могут, но еще и поколотить. И почему-то бить всегда предпочитают мужчин, хотя Карл здесь совершенно не причем. Ему явно понравилось мое предложение. Правда, он даже под пытками в этом не признается — ему еще жить с Жозефиной, жить долго и счастливо.

Жена продолжает что-то высказывать мужу, тот снова словил приступ Паркинсона и кивает в такт раздраженным словам. Они удаляются, причем мужчина торопится покинуть это прибежище греха гораздо быстрее своей супруги.

Голубь хмыкает в сторону уходящих людей и снова возвращается к ухаживанию. Его спутница явно намекает, что не прочь прижаться к земле. Мы тоже решаем не терять время. Снова слюнявится моя шея, снова оглаживаются его плечи. Дыхание у нас шумное, словно в кустах не влюбленная парочка ласкает друг друга, а раздувают огонь кузнечные меха.

— А ну пошли отсюдава! Вот я вас! — раздается скрипучий голос, и я вздрагиваю от неожиданности.

1.2

Голубь и голубка много повидали в своей короткой жизни, поэтому сразу же взлетают с места. Удар суковатой трости приходится по асфальту и оставляет на горячем покрытии небольшое углубление.

Голубь сглатывает, когда представляет на месте асфальта свою маленькую головку. Увы, испуганная подруга стартовала с такой скоростью, что угнаться за ней не представляется возможным. Романтическое настроение выветривается вместе со свистящим в ушах ветром и голубь решает вернуться назад, чтобы отомстить обидчику за разрушенную ячейку голубиного сообщества.

— Вот же поганцы какие, а? Ить прямо на дорожке тыры-пыриться удумали! Эх, ни стыда, ни совести! Начистил бы им клювы, да где теперь споймать-то? О, молодежь, а вы чего в кустиках притаилися? Деньги штоль считаете?

Если вы видели фильм «Старик Хоттабыч», то сможете представить себе сморщенного старичка, который нелепо размахивает руками при ходьбе и иногда трясет лысой головой. Однако есть одно маленькое «но» — если вы представили себе старичка в светлом парусиновом костюме и в штиблетах на босу ногу, то вы глубоко заблуждаетесь. Куцая бороденка воинственно вздернута, на тощих плечах красуется новенькая «косуха», заклепки на кожаных штанах пускают зайчиков при ходьбе. Берцы увешаны цепями и позвякивают при ходьбе. Этакий престарелый байкер, только шлема с рогами не хватает.

— Дед, а у тебя ничего не потеет в кожанах-то? — спрашиваю я и отпихиваю руку Димки от своей юбки.

— Дык а чему у меня потеть-то? Одна кожа да кости. А вот ты, знать, здорово вспотела, пот вон аж по ляжкам течет, — щурится дед.

— Уважаемый, вы нам мешаете, — говорит Димка. — Мы с Анюткой сидим, ни к кому не пристаем, а к нам словно магнитом всех тянет.

— Дык тут дети малые по дорожкам бегают, а у тебя словно банан в штанину засунут. И у нее вон титьченки скоро совсем выскользнут. Не по-людски поступаете, срамно. Ты хоть любишь ее?

— Люблю, конечно!

— И что же, так при всех свою любимую и разложишь на скамеечке? Как голубь будешь?

— Не доставай, дед, иди своей дорогой. И что же вам таким дома-то не сидится? — раздражается Димка.

— Каким это «таким»? — недобро прищуривается дед.

— Таким правильным. Этого нельзя, того нельзя. Так не ходи, сяк не ходи. Надоело! Вот раньше было хорошо — захотел бабу трахнуть, схватил, оттащил подальше от дороги, чтобы лошади не затоптали и понеслась. А теперь что?

— Что? — мы с дедом спросили хором.

— Нигде нельзя укрыться, чтобы потом носом не ткнули. На кафедре нельзя, под кафедрой нельзя, в туалете и то нельзя — говорят, что негигиенично! Вот и приходится в общаге просить у соседей ночку погулять. А им тоже хочется на своей кровати покувыркаться. Вон в книжках что пишут — встала пипирка, тут же в гарем сходил и осчастливил одну из тысячи жен. А тут одну осчастливить не можешь — всем себя правильными показать хочется. Задобали! — в сердцах брякает Димасик.

Старик хмыкает, раздвигает тростью кусты и присаживается на деревянную скамейку. Он достает из кармана пачку странных сигарет. Черные стержни торчат из коробки фантастическими пулями из обоймы. Он вытаскивает одну, подносит палец, на котором тут же вспыхивает огонек и глубоко затягивается.

— Дед, да ты никак решил нам фокусы показать? — поднимает бровь Димка. — Прикольно, конечно, но на фига нам это нужно? Мне скоро Аню домой провожать, так что дай нам хотя бы чуть-чуть побыть одним?