Обреченные на смерть - [9]

Хриньяк подался вперед, снял очки, отложил в сторону блокнот.

— Это свидетельствует о том, что были нарушены правила обращения с преступниками. Такого больше не должно повторяться. Мы все это знаем, но такое уже бывало прежде и не исключено, что будет иметь место в будущем. Полк съел сэндвич, выпил кофе, сходил в туалет, сделал записи в блокноте, который ему дала его адвокат, — Хриньяк дотронулся до своего блокнота. — Человек, у которого руки в наручниках за спиной, не нападет на вас. Конечно, вы можете его заставить признаться даже в том, что он убил Линкольна, и он признается в этом, лишь бы от него отстали, но вы же понимаете, что в таком положении ему нелегко напасть на кого-то. Те, кто утверждает обратное, просто не знают, что это такое. К тому же все это происходит на Рождество, учтите бога ради. Полку несколько раз предоставлялась возможность остаться одному. Он был один в кабинете Тодда и Свейл. И прикован к батарее, если верить капитану Конильяро, только за одну руку, потому что ел свой ланч. Полк находился один в кабинете следователя. Там он был в наручниках, но не был прикован, так как дверь закрывается снаружи, а вся мебель привинчена к полу. В коридоре он находился вместе с адвокатом, которая отвечала за него. Было бы большой глупостью оставлять его одного, если бы Полк был каким-нибудь опасным преступником или убийцей, но, за исключением того случая со штопором — охранник сказал мне, что рана была неглубокой, Полк едва проткнул кожу, пострадавшего заключенного выписали из больницы на следующий день, — за ним не числилось никаких преступлений с применением насилия.

Хриньяк опять снял очки и подвинул к себе блокнот. Водя кончиком карандаша по словам, он стал перечислять преступления Элвиса:

— Он уже семнадцать лет нарушает закон. Началось это, когда ему было четырнадцать лет и он бросил школу. Ходил с ножами, совершал мелкие кражи, не работал, хранил у себя наборы инструментов для взлома квартир, угонял автомашины.

Как я уже говорил, он ничтожество и ублюдок, но не похож на человека, способного убивать копов.

У Каллена было такое впечатление, что Хриньяк растерян. То, что он говорил, походило на ответы, которые давали на вопросы викторины, проводимой ассоциацией «Риск», типа: «Кто такая Мерл Хэггард?»

— Средства массовой информации… — сказал Хриньяк, — когда это пресса стала так называться? Они что, проголосовали за такое название или кто-то принял решение? Представители средств массовой информации просто танцуют на могилах этих несчастных полицейских. Они выстраиваются в очередь возле департамента полиции, несмотря на то, что идет снег, и глазеют, как идиоты. Вы сами видели, как во время пресс-конференции они чуть не задавили Сюзи Прайс. Она была так помята, что я вынужден был отправить ее в спортивный зал, чтобы она малость пришла в себя. Саманта Кокс… О, черт!

Глава 4

На этот раз все посмотрели на Каллена — Рут и Конильяро, Хриньяк и Брауерман; шеф детективов, Паоло Абруцци, одетый в рубашку-поло из овечьей шерсти, слаксы из акульей кожи, итальянские туфли фирмы «Гуччи» (шутили, что если Абруцци и Рут и уступают Джону Готти в интеллектуальном отношении, они могут по крайней мере одеваться лучше, чем он); капитан Ричи Маслоски из отдела внутренних дел, одетый в спортивный костюм — перенеся инфаркт, он бросил курить и занялся бегом трусцой; Элиу И. Новак из отдела расследования убийств, одетый в рубашку типа стирай-носи, штаны и старый пиджак; детективы Майк Рандор, Донни Драго и Тим Мак-Иверс — все в бейсбольных кепках, спортивных куртках, джинсах и черных кроссовках: только слепой сразу не поймет, что это копы. Так вот почему его позвали сюда сегодня — они думают, что он общается с Самантой Кокс.

Ничего себе придумали союз. Саманта была звездой 14-го канала и одиннадцатичасовых новостей, при которых Энн, по ее словам, была «сорокаваттной лампочкой». Так ведь Энн, а не он. Сам он только однажды погрелся в ее лучах. Саманта один раз прикоснулась к нему, взяла его руку в свою прохладную и твердую ладонь. Бесстрастным и ломким голосом она велела называть себя Сэм. Она решила, что им немедленно нужно позавтракать вместе. Саманта ясно дала понять, что в то утро ей почему-то стало необходимо встретиться с ним, и в то же время ее холодные колючие глаза смотрели мимо него, сквозь него и на кого-то, кто интересовал ее в тот миг больше, чем он, кого она уже встретила, зацепила, взвесила, оседлала, классифицировала и к кому потеряла всякий интерес. Она взяла его под руку и повела через комнату — у него в памяти возник эпизод из беспутной юности: наездница в цирке, щелкающая кнутом — и у дверей протянула ему свою прохладную твердую руку и велела впредь называть себя Сэм.

В тот вечер, присутствуя на телебалу в честь Иванова дня, попасть куда мечтало так много людей, Каллен пытался поймать взгляд Саманты — ах нет, пардон, Сэм Кокс — но, увы, она так и не посмотрела на него. Единственном свидетельством того, что она еще немного помнит его, было то, что перед Днем Благодарения она спросила Энн, проводит ли она выходные с ним… «с Джимом».