Обречённая воля - [113]

— Ну, Кондрат Офонасьевич… — помотал кудлатой башкой. — Наш ты… спаси тя Христос… Ведь мы досыта не едали, распокрымши жизнь свою ходили… Сдохнем за тебя!

— Ладно… Охолонись, — буркнул Булавин, почувствовав, как тяжёлый ком подкатил ему под горло. Он глянул на оборванную толпу казаков, мужиков, солдат, работных людей и с притворной строгостью спросил:

— Ты, Иван, дошёл тот раз до Бахмута? Деньги брал?

— Повязали меня во степу, атаман, да к вострому ножику мой нос причастили.

— Ваши будут те деньги, атаманы-молодцы. А вы в Черкасском веселей ходите, токмо крови впусту не лейте. А буде старики вас прижимать станут — сожгу Черкасск!

14

С полуутра загремела на майдане воинская рать — галдёж, свисты, нежаркие, вестовые выстрелы из пистолетов.

— Стенька! А Стенька!

— Вот я, атаман, — вошёл заспанный есаул.

— Чего орут? Узнал бы, что ли…

— Вестимо чего — зуб на Азов точат! Заводи, атаман, круг до заутрени, коль такое дело.

Оделся Булавин почище и пошёл с есаулами Стенькой и Соколовым на круг без крошки во рту, как на причастье. Минуты и впрямь подкатывались священные: на приступ к Азову предстояло качнуть немалую рать. Только ступили с крыльца — открылся весь майдан, а на нём народу тьма. На стольцах сразу по два-три человека трухменки гнут, и каждый старается перекричать всех. Слышней всех был голос Ивана Клёцки. Он крутился, как положено на кругу, без трухменки на голове, сиял небесной голубизны новыми шароварами, а на плечах был надет ерчак — рвань на рвани — больше видно рёбер Клёцки, чем самого ерчака.

— …Вот то-то и оно! — орал Клёцка, тыча в кого-то пальцем, — Вам бы токмо про свои конюшни печись, а того не мыслите, что ежели мы Азову не возьмём, то все ваши припасы сенные Долгорукой с руками оторвёт! Зажирели мозги ваши понизовские, им невмочь стало доброе помыслие держати!

— Гони рванину! Чего разорался! Гони его!

— Гони! Слыхали! Ты давай, Митрофан!

— Говори, Федосеев!

Митрофан Федосеев видел, что подходит Булавин, но ловко отвернулся и громко заговорил, обращаясь к кругу:

— Мы, черкасские, не супротив походу на Азов. Мы про что думку держим? Мы думку держим про то, как бы нам после Азову не привелось лошади наши под нож пустить!

— Успеете и после Азову! — крикнул Клёцка уже из толпы.

— А коль увязнем в Азове, как комар в шерсти, тогда кто станет наши лошади кормить?

— Единым духом Азов возьмём! Единым духом! — грянули сторонники Клёцки, а Гришка Банников крикнул:

— А ты, Федосеев, своих коней многих пашеницей прокормишь, а вином напоишь! Не всё вино у тя Дыба вылил!

Федосеев оглянулся на гул, раздавшийся не столько от слов Банникова, сколько оттого, что заметили войскового атамана. Он понял, что говорить станет войсковой, и заторопился:

— Я так мыслю, атаманы-молодцы, и вы, народ честной, гулящие люди! Ежели мы заедино возьмёмся — скоро управимся, а мы, старожилые, на винцо вам дадим!

— Врёшь! Ужели не пожалеешь?

— Не пожалею! Летний день, вестимо, — год кормит.

— А коль не врёшь — враз подмогнём!

— Подмогнём! Чего не подмогнуть! — всё стройней выстраивались голоса. Волны их боролись, накатывались одна на другую, и вот уже стало ясно, что забивает «подмогнём!».

Булавин поднялся на столец — головы толпы по грудь. Снял шапку. Поднял руку, всё ещё не понимая, о чём тут шёл спор.

— Тихо! Тихо там! Атаман трухменку гнёт! Тихо!

— Атаманы-молодцы! — начал Булавин обыкновенно. — Ныне нет у нас дела важней, чем от бояр да немцев боронить волю Дона Тихого. Долго мы сиднями сидели на черкасском острову, а ныне так подошло, что непочто больше ждать, а идти надобно на Азов!

На майдане взбурлили неожиданно голоса — один гул а слов не понять.

— Ныне Некрасов атаман в Царицыне! Волга зашаталась и на нашу сторону гнёт! Терские казаки к вспоможенью нам готовы! Микита Голой с Рябым на запольных реках отряды сбирает. Драный Семён стоит супротив Долгорукого аки лев! Иные наши атаманы донские, украйных городов и запорожцы — все при деле, а теперь дело за нашим походом под Азов! Чего приговорим?

— А чего велишь, атаман? — раньше всех крикнул Клёцка.

— А то велю… Тихо, атаманы-молодцы! Тихо!.. А то велю, что завтра наутрее надобно в поход выступать и брать Азов!

Опять непонятно загудела толпа на майдане. К стольцу пробился казак среднего достатку. Черкасский казак. Остановился под Булавиным и громко объявил, глядя снизу вверх:

— Мы тут с казаками с полуутра гутарим. Слышали про поход.

— Ну и чего намыслили? — спросил Булавин.

— А то намыслили, что не пойдём мы под Азов, атаман!

— За каким делом помыслы положили?

— А за таким, атаман-батюшко, что надобно сена косить!

— Косить! Косить надобно! — грянули со всех сторон.

— А как же Азов? — загремел было Булавин, но его забили:

— Косить пойдём! Косить!

Казак под стольцом кричал:

— Отпускай, атаман, косить! Отпускай, а не то травы посохнут, чем лошадя кормить станем?

— Тихо! Тихо, атаманы-молодцы! — Булавин добился тишины, но смятенье, охватившее его от такой неожиданности, не давало какие-то мгновенья говорить ему. По закону круга надо было дать кругу выкричаться, а он спросил:

— Косить?

— Косить! Голутвенные будут во вспоможенье!