Обречённая - [2]

На сообщения я отвечала выборочно и в переписку вступала редко, но ждала при этом только одного звонка, единственного сообщения. И напрасно. Наконец я не выдержала и написала сама: «Привет, мам. Все хорошо. Рада, что тебе не интересно».

Никакого ответа.

2. Ава

Я с облегчением плюхаюсь на скамейку в своем излюбленном местечке – Кенсингтонских садах. Новая ограда вокруг дворца портит вид парка, но отсюда ее незаметно, и к тому же здесь не растут осенние увядающие цветы и не проходят центральные дорожки, а значит, и людей не встретишь.

Солнце в конце сентября ласковое, зеленеет трава на лужайках – по их цвету ясно, сколько труда в это вложено. Дует мягкий ветерок, в отдалении воют сирены. Я притворяюсь, что их вовсе нет, но ведь только благодаря им я не торчу сейчас в школе.

В Лондоне всегда есть место прекрасному. Сначала оно полупрозрачно, но постепенно обретает цвет. Меня не раз поражало это, но теперь я стыдливо отмахиваюсь от таких мыслей. Прощай, мир, здравствуйте, книги. Время утонуть в словах – книги еще одно излюбленное место уединения для меня.

Не вышло – буквы пляшут перед глазами, но отвлекает меня вовсе не боль, новая или застарелая, а нечто совершенно иное. В конце концов я сдаюсь и закрываю книгу. Ложусь на скамейку, согнув ноги в коленях, и наслаждаюсь ощущением теплого дерева на руках и спине сквозь тонкую ткань платья. Я зажмуриваюсь на солнце, но все же дрожу.

Почему именно она?

Я не могу отказаться. Даже повышенной стипендии не хватает на все школьные траты. Папа и так работает в несколько смен. Значит, мне придется учить эту девочку, иного выхода нет.

Но почему именно она?

3. Сэм

Спустя три чашки вестминстерского чаю, два шоколадных батончика и бесконечное количество новостных сводок пришла та же секретарша и сказал, что скоро меня отвезут домой. Все это время я рисовала одолженной ручкой на салфетке (все мои вещи остались в машине) – переносила на нее события сегодняшнего утра. Но им не хватало четкости, правдивости. Чудовищное, бессердечное и жестокое происшествие и все же настоящее. Обнаженное и без прикрас.

Секретарша заглядывает мне через плечо.

– Ого, – восхищается она. – Здорово рисуешь.

Пришел водитель, чтобы забрать меня домой, и я скомкала салфетки и бросила через комнату в корзину – попала с первой попытки.

Поздним вечером я сидела в кровати с карандашом и бумагой для эскизов и пыталась изобразить увиденное – из памяти, а не из телевизора. Наблюдались некоторые расхождения, будто в отличие от меня репортер смотрел на все через специальный фильтр, какими в новостях обычно «замыливают» картинку, когда хотят скрыть лица. И вот тут я пожалела, что все-таки не сделала хотя бы пару фотографий.

Если еще раз окажусь в гуще протестов, постараюсь об этом вспомнить.

В дверь постучали.

– Да?

Заглянул папа.

– Увидел под дверью свет. Уже поздно, Саманта. Мне кажется, пора ложиться.

Я пожала плечами. Папа вошел и тут же увидел разложенные на покрывале рисунки. Он подтащил к кровати стул от письменного стола, устроился на нем и взял меня за руку. Давно он не заглядывал в мою комнату, чтобы пожелать спокойной ночи, а ведь никогда не забывал ДО выборов и, уж конечно, теперь не случайно увидел под дверью свет. В таком огромном доме пройти мимо моей двери можно только специально.

– Прости, что бросил тебя утром, – извинился папа. – Как ты себя чувствуешь?

И впервые я честно ответила:

– Не очень хорошо.

– Я тоже. Но никому не рассказывай.

– Одно дело видеть такое по телику, и совсем другое – участвовать… – голос дрогнул.

– Знаю. Не сравнишь.

– Что произошло? Я, конечно, слышала, что говорят в новостях: протесты вызваны безработицей и проблемами с жильем, но разве это вызовет такую злобу?

– Как я понимаю, все задумывалось мирно, но определенные группировки намеренно меняют ход таких протестов в своих целях.

– Кто на этот раз?

– Ведется…

– Расследование. Слышала в новостях. А я хочу знать правду.

– Я не в праве обсуждать…

– Это не интервью, и я должна знать. Целью были мы? – вот и задан наконец пугающий вопрос.

– Не думаю, – смягчился папа. – Скорее всего, их просто заинтересовала правительственная машина. Мы оказались не в то время не в том месте. А теперь ложись спать, я еще поработаю.

– Тебе тоже не мешает немного поспать.

Папа улыбается.

– Скоро лягу. Сначала нужно решить пару скучных вопросов. И не волнуйся – наблюдение за дорогами усилено, так что подобное не повторится.

Стоит чему-то случиться или почти случиться, как принимаются меры – одно усиливают, другое предотвращают. А если должно случиться нечто невообразимое, с чем не сталкивались?

Прежде, когда папа говорил «не волнуйся», я быстро успокаивалась. Я верила, что ему все подвластно, и теперь странно осознавать, что это не так, и не просто осознавать, а знать это наверняка. Мир вокруг переворачивается и меняется, и нет больше ни полной безопасности, ни безусловной уверенности. Лондон превратился в зыбучие пески.

– Где мама?

– Осталась у сестры. И правильно – сегодня не стоит разъезжать по городу. Итак. Что ты сделаешь, когда я закрою дверь?

– Лягу спать.

– Умница. – Папа собрал рисунки, сложил их на столе и прошел к двери. – Что-то еще хотел… – Он рассеянно посмотрел на меня, но тут же кивнул. – Ах да. Собирался сказать утром в машине, но со всеми этими событиями… Меня беспокоит твоя успеваемость в школе – слишком много уроков ты пропускаешь.