Образование Маленького Дерева - [17]

Но Сэм стоял и терпеливо ждал, пока дедушка справится с возникшим затруднением. Беда была в том, что мы не могли и близко подойти к плугу: вокруг тучей роились взбудораженные осы. Мы остановились посреди поля, и дедушка стал втолковывать старине Сэму, чтобы тот продвинулся вперед и оттащил плуг от осиного гнезда.

Дедушка звал: «Иди сюда, Сэм! Иди сюда, малыш!» — но старина Сэм не двигался с места: уж он-то знал свое дело и ни за что на свете не стал бы тянуть плуг, лежащий на боку. Дедушка перепробовал все средства. Исчерпав свой (внушительный) бранный арсенал, он стал на четвереньки и принялся мычать мулом. Как по мне, так выходило здорово похоже, а один раз Сэм даже навострил уши и пристально поглядел на дедушку. Но с места не двинулся. Я тоже попробовал, но мое мычанье дедушкиному не годилось в подметки. Тут дедушка заметил, что бабушка вышла из леса и с интересом наблюдает, как мы стоим посреди поля на четвереньках и мычим, и он перестал мычать.

Ему пришлось пойти в лес и набрать хвороста, который потом он поджег и засунул в яму от пня, чтобы выкурить ос и отогнать их от плуга.

Вечером, по дороге домой, дедушка сказал, что вот уже много лет он мучится вопросом: старина Сэм — самый умный мул на белом свете или же самый тупоголовый? Я и сам никогда не мог себе этого уяснить.

Так или иначе, я любил пахать поле. Я как будто становился взрослым. Когда мы возвращались домой, на тропе, у дедушки за спиной, мне казалось, что мои шаги становятся шире. За ужином дедушка много хвалился моими успехами перед бабушкой, и бабушка соглашалась, что я продвигаюсь к тому, чтобы стать настоящим мужчиной.

Однажды вечером, когда мы сидели за столом и ужинали, собаки подняли страшный вой. Все мы вышли на веранду и увидели на бревне, служившем мостом через наш ручей, человека. Он был приятный на вид и почти такой же высокий, как дедушка. Больше всего мне понравились его ботинки: ярко-желтые, с высоким верхом, — над которыми виднелись белые гетры, скатанные валиком, чтобы не падали. Чуть выше начинались штаны. Еще на нем были короткое черное пальто, белая рубашка и небольшая шляпа, сидевшая на голове прямо. В руках у него был продолговатый футляр. Бабушка с дедушкой его знали.

— Да это Билли Сосна! — сказал дедушка.

Билли Сосна помахал рукой в знак приветствия.

— Входи и будь гостем, — сказал дедушка.

Билли Сосна остановился на пороге.

— Э… это я так, — сказал он. — Просто шел мимо…

Мне стало любопытно, куда это он мог идти мимо, потому что за нашим домом не было ничего, кроме диких гор.

— Так зайди и поешь с нами, — сказала бабушка. Она взяла Билли Сосну за руку и повела по ступенькам. Дедушка взял за ручку продолговатый футляр, и все мы вошли в кухню.

Мне сразу стало ясно, что дедушке с бабушкой Билли Сосна очень нравится. У него в карманах нашлись четыре сладкие картофелины, и он отдал их бабушке. Она тут же испекла из них пирог. Пирог разрезали на куски, и Билли Сосна съел три. Мне достался один, и я надеялся, что он не возьмет последний. Мы встали из-за стола и сели у очага, а кусок пирога остался лежать на сковороде.

Билли Сосна много смеялся. Он сказал, что я вырасту большой и буду выше дедушки. Что мне было очень приятно. Он сказал, что бабушка еще похорошела с тех пор, как он ее видел, что понравилось бабушке, да и дедушке тоже. Я почувствовал, что Билли Сосна начинает мне нравиться, хоть он и съел три куска пирога — ведь, в конце концов, картофель был его собственный.

Все мы расселись по местам вокруг очага: Билли Сосна на стуле с прямой спинкой, бабушка — в своем кресле-качалке, дедушка — в своем, подавшись вперед. Я понял, что предстоит нечто необычайное. Дедушка спросил:

— Ну, Билли Сосна, что слышно нового?

Билли Сосна откинулся назад вместе со стулом, отчего стул поднялся на дыбы и замер на двух задних ножках. Большим и указательным пальцем он оттянул нижнюю губу и, открыв небольшую баночку, положил в рот немного жевательного табаку. Он предложил баночку бабушке и дедушке, на что они покачали головами. Торопиться Билли Сосна явно не любил. Он сплюнул в огонь.

— Вот что я вам скажу, — объявил он наконец. — Очень может быть, при таком-то деле, мои обстоятельства вполне даже поправятся.

Он снова сплюнул в огонь и по очереди оглядел нас всех.

Я толком не знал, о чем он говорит, но ясно было, что дело это крайне важное. Дедушка это тоже понял, потому что он спросил:

— Что же это за дело, Билли Сосна?

Билли Сосна снова поднял стул на дыбы и обстоятельно изучил балки крыши, потом сложил руки на животе.

— В прошлую, значит, среду… нет, надо полагать, во вторник — вечером в понедельник я играл на танцах в Джоди Дэне… Дело было, значит, во вторник. Стало быть, оказался я во вторник в поселке и… Знаешь тамошнего полицейского, Смокхауса Тернера?

— Да, да, видел, — сказал дедушка с нетерпением.

— Ну, стало быть, вот как было дело, — вернулся к своему рассказу Билли Сосна. — Остановился я, значит, на углу перекинуться со Смокхаусом парой слов, и вдруг, откуда ни возьмись, у заправки через дорогу тормозит большущая машина, а сверкает, что тебе медная пуговица. Смокхаус ее не заметил… но от меня ничто не скроется. В машине сидит тип, и так расфранчен, что впору хоть на похороны. Сразу видно — большой город. Выходит он, значит, из машины и говорит Джо Холкомбу залить ему в бак бензина, а я между тем все на них поглядываю, и что я вижу? Он все время озирается по сторонам, как бы исподтишка! Мне это сразу бросилось в глаза, вот я и говорю себе: «Это