Образование Литовского государства - [52]
В этой тираде (под 1209 г.) находим очень важное указание на значение в жизни Литвы дофеодальных форм эксплуатации соседних народов (добыча, дань), но ее нельзя понимать буквально, ибо автор сгустил краски для придания веса следующему заключению: «…поэтому бог избавил от пасти волчьей овец своих, уже крещеных ливов и лэтов (латгалов), пославши пастыря», то есть епископа Альберта[598].
Слов нет, Литва издавна имеет связи с этими землями: литовцев видим в Риге с момента ее упоминания (1201 г.)[599], в Турейде[600], Селпилсе[601], Кокнесе[602]. Русские полоцкие князья (как и псковские бояре) пытаются поначалу использовать Ригу и Орден для отпора Литве. Князь Вячко из Кокнесе за помощь «против нападений литовцев» якобы предлагает епископу половину своей земли и замка[603], а когда Кокнесе попала в руки рыцарей, то на нее обращаются литовские набеги[604]. Князь Всеволод из Ерсике дружен с Литвой, как зять одного «из могущественнейших литовцев» Даугеруте[605]. Сам князь Владимир из Полоцка вступает в дружбу с Ригой против Литвы[606]. Рига делает все возможное для использования в борьбе против Литвы латгалов[607] и земгалов[608].
Хронист лишь вскользь, бегло упоминает о непрочных союзах Риги с отдельными литовскими князьями[609], о литовских связях с ливами[610], земгалами и куршами[611], о «кознях литовцев и русских»[612]; эти «козни», видимо, имели немалое значение для Риги. Хроника, как и русские летописи, отражает контакты с Литвой Новгорода, Полоцка и Пскова.
Судя по хронике, попытки русских князей опереться на Орден для ослабления натиска Литвы сменяются русско-литовским сближением, направленным против Ордена. Могущественный Даугеруте за попытку установить союз с Новгородом (1214 г.) кончил дни в венденской тюрьме[613]; Всеволод ерсикский за связь с Литвой, которая защищала его от набегов Ордена (1214 г.)[614], был изгнан из своего города; князь Владимир полоцкий, готовя поход на Ригу (1215 г.), собирает силы на Руси и в Литве[615]; литовцы поддерживают русский поход на Венден (1221 г.) и их вспомогательный отряд укрывается затем во Пскове[616].
Стремясь изобразить ливонскую колонию процветающей, автор славит деву Марию, которая «истребила Свельгате и множество других князей и старейшин литовцев»[617], однако бесспорно, что Литва (не говоря уже о Руси) оставалась грозным соседом, вооруженная борьба с которым вскоре зайдет в тупик и жизнь заставит преемников Альберта под нажимом рижского бюргерства искать, вопреки Ордену, соглашения и даже союза с Литовским великим княжеством. Впрочем Генрих сам признает, что не стремился к исчерпывающему освещению событий в хронике: дел славных было много, «все их нельзя ни описать, ни упомянуть, чтобы не навеять скуки на читателей»[618].
Хроника содержит немало фактов, позволяющих составить представление о мужественной борьбе за независимость латышей и эстонцев и об участии Литвы в их борьбе. Сопротивление этих народов врагу ослабляло нажим рыцарей на Литву, содействовало ее борьбе за самостоятельность. Судьба этих народов явилась историческим уроком и для Литвы.
Сведения хроники интересны еще в одном отношении. Мы почти не имеем письменных источников об экономике Литвы догосударственной поры и потому нам далеко не безразлично, как жили ее прибалтийские соседи — пруссы, латыши, эстонцы, которых Литва несколько опередила в общественном развитии.
Из обмолвок Генриха мы получаем безусловно достоверные сведения о богатстве латышско-эстонских земель. Об одной эстонской деревне хронист пишет, что она «очень красива, велика и многолюдна, как и все деревни в Гервене, да и по всей Эстонии, но наши не раз впоследствии опустошали и сжигали их»[619]. Местные жители поддерживали торговые связи с соседями: на Готланде они получали соль, шерстяные ткани[620] и пр.; сааремаасцы продавали захваченных в Швеции пленных и вообще добычу — куршам и другим язычникам[621], под которыми можно разуметь и литовцев. Эсты выводили в море огромный флот — 300 кораблей, «помимо малых судов»[622]; сааремаасцы — 200 кораблей[623] (на корабле помещалось 30 человек[624]). Когда Генрих пишет, что приморские эсты могли выставить «много тысяч всадников и еще большее число людей на кораблях»[625], то за его словами также угадываются сотни кораблей.
Заметными торговыми центрами, в частности Подвинья, были и «место Рига»[626] и Земгальская гавань, которую папа в 1200 г. запретил посещать иностранным Купцам, торговавшим в Земгалии[627]. Рига, конечно, существовала и до прихода рыцарей: ведь уже в 1205 г. здесь видим немалое земгальское население, — князь Виестард «из отдельных домов в Риге» собирал припасы для своего войска
