Образование Литовского государства - [18]
В Новгородской первой летописи младшего извода[232] (доведенной до 1446 г.) исследователи видят свод 1433 г., основанный на Синодальном списке и Софийской летописи архиепископского двора[233]; притом сам Комиссионный список признается сводом 1433 г., переработанным по новгородско-софийскому своду 30–40-х годов XV в.
Следующий этап новгородского летописания отражен в своде 30–40-х годов XV в., который восстанавливается на основе Новгородской IV летописи[234] и Софийской I летописи[235]. Свод составлен на основе свода 1418 г., Новгородской летописи церкви Якова и Новгородской официальной летописи; в этот свод вошел и список городов русских. Д. С. Лихачев видит в нем Софийский архиепископский свод, составленный при дворе Евфимия II, который, играя на русско-литовских противоречиях, получил поставление от литовского митрополита Герасима в Смоленске[236]. Мне представляется, что летописание времен Евфимия II четко отражено в Новгородской первой младшего извода; что же касается Новгородской IV, то в ней при широком использовании Новгородской архиепископской, как, впрочем, и какой-то Тверской летописи, господствует, как и полагал М. Д. Приселков, московский взгляд на события[237]. Наконец, около середины XV в. Софийский свод был сверен с Новгородской первой летописью и пополнен ростовским сводом архиепископа Ефрема, что привело к созданию основной редакции Новгородской IV летописи[238].
Новгородское летописание XIII–XIV вв. в пределах названных выше сводов остается неизученным[239], хотя к нему вполне применим справедливый вывод Д. С. Лихачева о том, что «содержание новгородских летописей, стремившихся соединить достижения исторической мысли Москвы с антимосковскими тенденциями правящей верхушки Новгорода, осталось таким же противоречивым, как противоречива была и сама новгородская жизнь»[240].
Летопись проводит ту же идею, которая господствует в новгородских договорах с князьями: в боярской республике сидят «вольные мужи»[241], которые могут приглашать на службу любых князей, но земельный фонд республики остается при этом под ее юрисдикцией и по уходе князя подлежит непременному возвращению без выкупа или за выкуп. Князья правят по договору, по «старине», которая обязательна для князей и из Руси, и из Литвы (см. о договорах 1393, 1400, 1414 гг. и др.). Видимо, литовско-новгородские договоры восходят к несохранившемуся договору между Миндовгом и Александром Невским (орденско-новгородские восходят ко времени этого князя[242]). Новгород не раз терпит Литву на «пригородах», но не пускает Казимира на «Городище» (1444 г.), где сидят русские князья[243].
Новгородское летописание действительно внутренне противоречиво. В нем мы найдем положительную оценку Куликовской битвы, при сохранении антимосковских подробностей, вроде того, что «москвици мнози небывалци, видевши множество рати татарьской, устрашишася и живота отцаявшеся, а инеи и на беги обратишася»[244]. Найдем мы в ней и положительную оценку битвы на Ворскле с упоминанием: «по грехом тако плучися горе немалое литовскым детем»[245]. Видна здесь и нечеткость в наименовании русских земель, занятых Литвой: под 1335 г. Витебск упомянут как город на Руси[246], а под 1445 г. Вязьма и Брянск рассматриваются как «литовскыи городы»[247].
Противоречиво и церковно-политическое положение Новгорода. Он не ладит с митрополитами (см. известия под 1341, 1393, 1395 и другими годами), а потому создание литовским правительством новой митрополии (под 1415 г.) освещает в спокойном тоне: «богу попущыню, а князю Витовту Литовьскому тако изволившю»[248]. Сам архиепископ Евфимий едет ставиться в Смоленск (1434 г.)[249]. Но когда Исидор привозит из Рима в Литву униатство (1441 г.), летопись ясно отмечает, что «Литва же и Русь за то не изымашася»[250]. Такова идеология основных новгородских летописей в интересующем нас аспекте[251].
Наша задача сводится к тому, чтобы определить состав литовских известий новгородского летописания исследуемого периода, а также оценить их достоверность, имея в виду историю новгородско-московско-литовских отношений и, соответственно, изменение политических тенденций сменяющих друг друга летописных сводов. Просмотр литовских известий убеждает, что летопись отражает третий этап литовско-русских отношений — набеги Литвы на Русь и переход к захвату русских земель. Направление, сфера и характер набегов достойны полного внимания. Одно направление — это набеги на Псковскую землю, о чем читаем под 1183 г.: «На ту же зиму бишася пльсковици съ Литвою и много ся издея зла пльсковицем»[252]. Сообщения этого рода могли быть и неполно отражены в летописи Новгорода, но они встречаются. Например, под 1213 г. говорится: «Изъехаша Литва безбожная Пльсков и пожгоша», псковичи в это время были без князя и, кроме того, находились на озере, поэтому литовцы безнаказанно «много створиша зла и отъидоша»[253].
Наступление немецкого Ордена вызвало перемены в политике Псковской боярской республики. В 1228 г. она сделала попытку порвать отношения с владимиро-суздальскими князьями и Новгородом и заключила мирный договор с Ригой. Договор предусматривал даже оказание взаимной помощи. Рыцари должны были «защищать» Псков от Новгорода и, конечно, от Литвы, а для гарантии союза псковские бояре послали им 40 мужей в залог; предав общерусские интересы, псковские бояре самовольно «уступили» рыцарям «права» на земли эстов, латгаллов и ливов
