Образцовое убийство - [2]

Не спешите швырять в меня крышкой от кастрюли, а затем и самой кастрюлей. Все это происходило – я не говорю в полный голос, ибо пропал он у меня, этот самый голос, – когда, засучив рукава и взяв в руки поганую метлу, компания полковников принялась наводить порядок в нашей большой аргентинской семье. Я вам предлагаю: поместите автора в кровавую баню 4 июня[5] (минуточку, други, остановимся на дороге, я сейчас намотаю папиросную бумагу на расческу и сыграю вам очаровательный военный маршик). Когда на календаре засверкала сия дата, никто, даже самый вялый и безвольный человек, не мог не воодушевиться и не поддаться той волне активной деятельности, на которой единодушно вибрировала вся страна. Суарес Линч, легкий на подъем и отнюдь не ленивый, решил покрасить долг платежом, записав меня в чичероне.[6] Мои «Шесть задач для дона Исидро Пароди» указали ему курс в направлении истинной оригинальности. В один прекрасный день, тренируя проницательность и логику чтением колонки полицейской хроники, я вздрогнул, вдруг обнаружив – между двумя чашечками мате – первые известия о тайне отмелей Сан-Исидро,[7] которым очень скоро предстояло стать еще одной золотой нитью в роскошных эполетах дона Пароди. Редактура данного произведения была моей исключительной обязанностью, но, будучи занят выше головы кое-какими биографическими очерками, посвященными президенту одного povo irmäo,[8] я уступил тему детективных загадок нашему неофиту.

Я буду первым, кто признает, что мальчишка сделал достойную всяческих похвал работу, усеянную, разумеется, кое-где родимыми пятнами, безошибочно выдающими дрожащую руку подмастерья. Он позволил себе придать произведению гротескность, карикатурность, сгустил краски. Но куда более серьезен другой его просчет: он впал в грех допущения мелких ошибок и неточностей. Я не могу закончить это предисловие, не отметив – как бы мне ни было больно делать это, – что доктор Куно Фингерманн, в качестве президента Антиеврейского комитета, обязал меня опровергнуть, безо всякой предвзятости и без оглядки на уже начатое судебное расследование, ту «несостоятельную, не имеющую ничего общего с реальностью напраслину, которая возводится на него в главе пятой этого произведения».

На этом все. И пусть читатель доберется до конца книги!

О. Бустос Домек

Пухато, 11 октября 1945 года

These insects have others still less than

themselves which torment them.

David Hume: Dialogues concerning natural religion, X.[9]

Le moindre grain de sable est un globe qui roule

Traоnant comme la terre une lugubre foule

Qui s'abhorre, et s'acharne, et s'exиcre, et sans fin

Se dévore; la haine est au fond de la faim.

La sphère imperceptible а la notre est pareille;

Et le songeur entend,quand il penche l'oreille,

Une rage tigresse et des cris léonins

Rugir profondément dans ces univers nains.

Victor Hugo: Dieu, I[10]

DRAMATIS PERSONAE

Мариана Руис Вильяльба де Англада – аргентинская дама

Доктор Ладислао Баррейро – юрисконсульт А. А. А. (Ассоциации Аргентинских Аборигенов)

Доктор Марио Бонфанти – лингвист, ревнитель чистоты аргентинской речи

Отец Браун – апокрифический священник, главарь международной банды грабителей

Бимбо Де Крейф – супруг Лоло Викуньи

Лоло Викунья де Де Крейф – дама из Чили

Гервасио Монтенегро – аргентинский господин

Гортензия Монтенегро (Пампа) – девушка из светского общества Буэнос-Айреса, невеста доктора Ле Фаню

Дон Исидро Пароди – бывший парикмахер из Южного района Буэнос-Айреса, ныне – заключенный Национальной тюрьмы; не выходя из камеры, распутывает загадочные преступления

Баулито Перес – вздорный и задиристый отпрыск состоятельной семьи, бывший жених Гортензии Монтенегро

Баронесса Пуффендорф-Дювернуа – дама без национальности

Тулио Савастано – воплощение буэнос-айресского куманька; проживает на полном пансионе в отеле «Нуэво Импарсьяль»

Доктор Тонио Ле Фаню[11] – «многообещающий холостяк», или, цитируя Оскара Уайльда, – «Мефистофель в миниатюре, потешающийся надо всем и вся»

Княгиня Клавдия Федоровна – владелица увеселительного заведения в Авельянеде, супруга Гервасио Монтенегро

Доктор Куно Фингерманн – казначей А. А. А.

Марсело Н. Фрогман – фактотум А. А. А.

Полковник Хэррап – член банды отца Брауна

I

– Надеюсь, сеньор – из местных? – с алчной заинтересованностью прошептал Марсело Н. Фрогман, он же – Коликео Фрогман, он же – Фрогман Мокрый Пес, он же – Аткинсон Фрогман, редактор, издатель и распространитель на дому ежемесячного бюллетеня «На тропе войны». Выбрав себе северо-западный угол камеры № 273, он сел на корточки, извлек откуда-то из складок шаровар кусок стебля сахарного тростника, который и стал обсасывать, причмокивая и пуская слюни. Пароди смотрел на него без восторга. Вторгшийся на его территорию незнакомец был светловолосым, обрюзгшим, невысоким, плешивым, с лицом, покрытым веснушками и морщинами; от него воняло потом, и сверх того – он все время улыбался.

– В таком случае, – продолжил излагать свою мысль Фрогман, – я могу не сдерживать свою застарелую привычку говорить начистоту. Признаюсь вам в том, что иностранцев я на дух не переношу, не исключая и каталонцев. Ясное дело, сейчас я вынужден затаиться, спрятаться в засаде и даже в своих статьях боевого содержания – за которые мужественно готов отвечать – ловко меняю псевдонимы, становясь из Коликео Пинсеном, а из Катриэля – Кальфукурой. Я донельзя зажат тисками строжайших требований осторожности, но в день, когда власть фалангистов