Обратный адрес - [11]

Тихонько отпугнул петуха в глубь сарая, зажал у поленницы и, быстро склонившись, схватил за тёплое упругое крыло.

«Крэ! кр-р-рэ-э!» — заорал петух с возмущением, ударяя изо всех сил шпорами, от великого удивления заворачивая голову и пытаясь рассмотреть Федора в лицо.

Федор подобрал в левую пятерню сильные голенастые лапы, повернулся к дровосеке.

«Кудах-тах-тах!» — завопил гордый красавец.

Федор поднял топор, так и этак прилаживая бьющегося петуха к колоде. Петух вертел головой, стараясь рассмотреть обидчика, вырывался и не давал как следует рубануть. Сильная оказалась птица.

— Господь с тобой, чой-то ты вздумал, Федя?! — вдруг закричала во дворе кума Дуська. — Чой-то ты вздумал? Я уж десяток яичков купила, отнесла к соседям под наседку! Курочки будут, Федя, не трогай, обожди!

— А я его в лапшу хотел, тунеядца… — обернулся Федор и разжал пальцы. Петух ударил крыльями оземь и, отряхиваясь, кинулся в сторону. Покрутил шеей, оправляя воротник, и скосился на Федора: дескать, кто же так шутит, чудак?

— Он ничего, справный петушишка, — успокоенно сказала кума Дуська. — Соседских кочетов бьёт почём зря. Пригодится ишо в хозяйстве, чего ж искоренять без толку.

Вошла в сарай и, вытирая в несчётный раз руки фартуком, присела на чурбачок. Следом за нею, держась за юбку, вошёл замурзанный лобастый мальчишка лет пяти, прижался к бабкиным коленям. На ногах желтели новенькие сандалии.

— А это что за человек? — спросил Федор сгоряча весело. Но голос под конец осёкся, и шутливого тона не получилось.

Кума Дуська доброй рукой потрепала беловатые вихры, забрала и поставила мальца в коленях. Потом вытерла фартуком нос мальчонке и заговорила с ним ненатурально, сюсюкая:

— Скажи дяде, как тебя зовут… Скажи, ну?

Парень беспокойно заработал коленками, поставил одну ступню на другую и отвернулся к бабке.

— Скажи же, дикой! Скажи, дядя свой…

— Чего боишься? — Федор присел на корточки, потрогал тугой живот мальчишки под линялой рубашонкой. — Говори, не боись… Ишь ты, трус!

— Я не трус, — с обидой сказал малец, не поднимая пушистых ресниц. И засопел прерывисто.

— Ну, как тебя зовут?

Мальчонка глянул прямо, с вызовом:

— А ты зачем кочета хотел зарубить? Кочет бабанин, а не твой.

— Я его в лапшу хотел, — как-то глупо и виновато повторил Федор.

Мальчонка недоверчиво глянул на бабку, потёрся щекой о фартук и снова засопел.

— Ну, скажи же, Федюня, чей ты?! — настойчиво требовала кума Дуська, обнимая его за маленькие плечи, силой поворачивая лицом к Федору. Малец вывернулся и побежал из сарая.

Федор наморщил лоб с недоумением:

— Его, значит, тоже… Фёдором зовут?

— А то чего ж! — тягостно и неодобрительно вздохнула кума Дуська. — Кузьмовна его привадила сюда, когда маленьким ишо был! Заскучает об тебе, бывалоч, ну и зовёт этого, сопли ему вытирает, вишней кормит.

А та, проклятая, и рада: тут ей вроде как ясли… Он и привык, теперь и без неё ходит играть, я ему щенка завела. Что поделаешь?

Федор горбился, плотно обняв колени.

— Значит, она так и не вышла замуж?

— Не, не, как есть мать-одиночка! Родила, и никак в замуж не выйдет, пра! От худого-то семени какой же прок? Самосады — они все такие, с десятого колена, все — чужбину норовят! Бывалоч, в урожайный год покойник мой увидит кого из них, скажет: возьмите подводу, нагребите у меня груш в саду, вся земля ими устелена. А тот, проклятый, зачешет под рубахой, грит: на кой они мне, твои груши, их сушить надо, спину сломаешь! Зимой, мол, захочу взвару, так ты мне и сушёных решето всыпешь. Во как! Матюша-то, отец твой, и от смерти не раз Яшку спасал, так тот его чуть живым не съел… Теперь эта на работе, а дитенок вовсе без присмотра. Яшка-чужбинник вернулся с отсидки, так он рази человек? Сроду на руки не взял, каким-то чуждым элементом обзывает! А этот как вышел из яслей по годам, так и скитается. Кузьмовна его жалела бывалоч, царство ей небесное…

Она привстала, оправила юбку. Напомнила, отходя к двери:

— Ты не руби его, кочета, Федя. Курочки ещё будут! Вон и щенок во дворе, хоть и нечего теперь у нас сторожить, а все спокойнее, когда… Живое живому и радуется!

Отошла уж совсем к порогу и снова вернулась.

— Варя-то как помирать собралась, так все просила за домом приглядеть, моя-то хата совсем провалилась, на её месте совхоз новую общежитию построил…

Федор не слушал старуху, смотрел через распахнутые ворота во двор, где бегал его новоявленный тёзка, а может, и вовсе близкий по роду человек.

Сколько, она сказала, лет ему?

Спросить Федор отчего-то стыдился, он весь был полон тревожным предчувствием и почти знал, что этому мальчонке пять лет с небольшим, что Нюшка не зря дала ему такое имя.

— Моя-то хата пропала, так теперь уж и не знаю, где жить-то, — надоедливо торочила кума Дуська жалобным голосом. — Вот женишься, так я совсем лишней в вашем доме буду… Кабы работала где, а то ведь пенсии жду, кто же квартиру даст?

Какой дом, какая пенсия, чёрт возьми! О чём она вздумала говорить, когда тут душа разрывается!

— Чего ты, теть Дусь? — очнулся Федор.

— Да вот жить-то мне как теперь, уж и не знаю.

— Да живи, хата большая! Чего это ты вдруг?

Федор отмахивался, вытянув шею к воротам. По двору бегал мальчишка, сшибал хворостинкой молодые лопушки и ядовито-зелёную крапиву у плетня. Играл в Чапаева. И звать его — Федька. Ох, чёрт возьми, как оно собралось все до кучи! Мозги бывалые, находчивые набекрень идут!