Обратная перспектива - [10]

Шрифт
Интервал

     Нет! Для этого годится лишь канава!»
Вот труды окончив в огороде,
Отче пот отер с простого лика,
И ему навстречу по дороге
Со своей дружиной князь великой.
Князь, убогого завидев, в ноги прямо
Пал, прося одно благословенье,
По кустам рассыпались, по ямам
Драгоценные его каменья…
Догадался странник: «Сей есть Сергий! —
Видно, бес мне очи отуманил!».
И упал, сраженный, на колени,
С полными раскаянья словами:
     «Отче Сергий! Пощади за дерзость:
     Не признал тебя я поначалу —
     За одеждой не заметим мерзость,
     А души за наготой не чаем!
     Думал, что смиренней всех на свете
     Только Бог, а ты — воображаешь…».
Улыбнулся старец и ответил:
     «Обо мне один ты правду знаешь».

У моря, у Черного моря…

Настоятелю храма

во имя Георгия Победоносца

в Абхазии о. Сергию

У моря, у Черного моря —
Вдали от роскошного мира
Древний стоит Илори,
А рядом с ним — Очамчира…
В абхазских домах забытых
Гуляет ветер столетий,
Да бегают резвые дети
В руинах, плющом увитых.
Там, где стоит Илори,
Лагерь разбил когда-то
Победоносец Егорий…
Источник с тех пор благодатный
Струится с копья святого…
Илори, Илори, Илори,
Сердце мое устроил…
Там, в храме осьмого века,
Миро течет, как млеко.
И кипарисы, как свечи,
Там освещают вечность…
Илори, Илори, Илори,
Ты — лучше любого моря,
Ты — лучше любого дома.
В сердце стучишь любовно.

Сколько менялся пейзаж заоконный

Сколько менялся пейзаж заоконный —
Но в памяти детства один:
Снежное поле под небом суконным,
Трубы за полем и дым.
И все пространство с лунною дрожью
Он превращает в едкую мглу,
Гонит прохожих по бездорожью.
Вижу: отец мой идет по нему…
Вот он заходит за край Парашютки, —
Там, за пригорком, потише метель.
Он уже близко. Считая минутки,
Я у плиты завожу канитель.
Свет зажигаю. Гонимый из комнат,
Сумрак сливается с уличной мглой,
И пропадает пейзаж заоконный,
Чтоб навсегда оставаться со мной.

Во всем, что есть, есть смысл

Во всем, что есть, есть смысл:
В простом сложенье числ,
В пустом полете звезд,
Упал ли тихий лист,
Иль взмыл он до небес.
Его ищу во всем,
Мой взгляд вотще скользит,
Но счастье, видно, в том,
Что этот смысл сокрыт…

Где низ и где верх — облака под ногами

Где низ и где верх — облака под ногами.
Где утро, где вечер — туман за бортом.
Мы входим из завтра в сегодня кругами,
Не зная законов пространств и времен.
Хабаровск — Москва. Я лечу, улетаю.
В окно самолета тоскливо смотрю:
Я маму и землю свою покидаю,
Где выросла я, и где я не умру…
И вот, растянувшись полоскою белой,
По небу с Амура до Лены, рукой
Урал обниму, и сосны´ не задену,
И слезы пролью над Москвою-рекой.
Я и там, я и тут — я почти невесома,
Парю в поднебесье, не зная, где я.
Как прежде в пути
            и как прежде бездомна,
Зато вся Россия — мама моя.

От автора

Думаю, многие не раз задавали себе вопрос: все ли правильно делают и говорят те или иные люди? Не живут ли они иллюзиями? Реже, конечно, касались себя: все ли правильно делаю и говорю я? Вообще по тому, как человек относится ко многим вещам: незначительное замечает, а главного не воспринимает — смотрит и не видит, можно судить о нем самом. Поэтому вопрос о художественной перспективе, казалось бы, предмете, необходимым только художникам, чертежникам и еще некоторым специалистам, оказывается важным для каждого. Разбираясь с явлением прямой перспективы, Павел Флоренский задает такой вопрос: «В самом ли деле перспектива, как на то притязают ее сторонники, выражает природу вещей и потому должна всегда и везде быть рассматриваема как безусловная предпосылка художественной правдивости?» Оказывается, якобы открытая художниками эпохи Возрождения, перспектива была известна еще в V веке до Рождества Христова, но не имела доступа к высокому искусству далее прихожей. Обратная перспектива же, напротив, применялась в иконописи, поэтому перспективность или неперспективностъ живописи не может рассматриваться как нечто равносильное умелости или неумелости.

Мне запомнилась одна притча, рассказанная студентам при объяснении, что такое, эта обратная перспектива дьяконом Андреем Кураевым. Вкратце она звучит примерно так. Близ одного села жил отшельник. Однажды ученик отшельника пришел взволнованным и рассказал о том, что сейчас должны придти к ним в келью люди из села, потому что одна девица, собралась рожать и сказала, что отцом ее будущего ребенка является отшельник. Это известие старец воспринял спокойно и сказал: «Что ж, ничего страшного: сплетал в день корзину, теперь буду сплетать две». И когда к нему пришли с угрозами и проклятиями, он никого не разуверял, не говорил, что ни в чем не виноват, но согласился кормить младенца. Когда же наступил срок родин, женщина, оклеветавшая отшельника, никак не могла разродиться. Отчаявшись и поняв, что ей такие муки по греху, она назвала имя истинного отца ее ребенка, и через некоторое время родила. Узнав про то, жители решили восстановить справедливость и отправились к отшельнику с покаянием. И снова молодой послушник сообщил о приходе селян в келью к старцу. Но реакция старца была иной, чем прежде. Он сказал: «Быстрее собирайся, мы уходим!» Получается, что принимать хулу, клевету, побои для истинно православного человека естественно, тогда как хвалу — противно душе. Тогда возникает вопрос: по тем ли законам живет весь наш мир? Наверное, мы все видим неправильно-перспективно, и соответственно этому видению, мы и живем не по-христиански.