Обратимость - [14]

- Пап, чего ты так завелся? Сделал из мухи слона.

- Очень жаль, что ты меня не понимаешь. Ладно, хорошо. К счастью, я и твой брат рядом, и мы решим все проблемы за тебя, даже если ты против. Но это не вечно. Я хочу быть уверен в том, что воспитал ответственного, сильного человека, а не ребенка, плывущего по течению. Разберись в том, что случилось. Найди этих людей и заставь их понести наказание. Ты могла умереть, а хуже этого ничего в жизни не случается. Ясно?

- И все равно мне кажется, что ты чересчур серьезен, - неуверенно протягиваю я и хитро сужаю глаза, - признавайся, что тебе рассказал Саша? Такое чувство, будто меня похитили, изнасиловали и кинули в озеро. И это как минимум.

- Не вижу повода для шуток, - устало шепчет отец, протирает глаза и говорит, - иди на кухню. Разговаривать с тобой бессмысленно. Ты все равно меня не слышишь.

- Я слышу, - упрямо хмурю лоб. – Просто мне не хочется зацикливаться, не хочется раздувать из проблемы проблемище. Я понимаю, ситуация паршивая. Но давай не будем делать вид, будто произошло нечто настолько из ряда вон выходящее, что стоит поиграть с водителем в пилу, или в законопослушного гражданина. Я жива. Спасибо той девушке. Не спасибо тому уроду. Возможно, ему это вернется. Не вернется – бог с ним. Не надо же с ума из-за этого сходить?

Говорит девушка, десять минут назад рвущая на голове волосы из-за того, что в доме было открыто окно, и потрескивала рама.

- В пятницу приедешь, и мы поедем в участок.

- Пап!

- Я все сказал.

- Зачем?

- Ань, неужели ты думала, что я пойду на попятную? – Что, правда, то, правда. Папино упрямство не знает границ. – Кстати, мы так и не определились, что то была за девушка. Вдруг она видела водителя.

- Не знаю, - недовольно бросаю я. Блин. Придется ехать в участок! Отлично.

- И как она выглядела?

- Наглая, грубая, - все так же ворчливо, перечисляю я. – Вся в черном. Кожа смуглая, волосы темные. Глаза огромные и дикие, будто она курит. И курит отнюдь не сигареты. Высокая, спортивная, может, даже красивая. Правда, под мешковатой одеждой это трудно было проследить. – Вздыхаю. - Что еще сказать. Наверняка, ее папа не такой же серьезный, потому что в противном случае она бы не умела дерзить.

- По-моему, у тебя отлично получается дерзить, - отрезает отец. На несколько секунд он замирает, задумчиво смотрит перед собой и молчит. Я собираюсь спросить, что происходит, почему он завис: неужели перебирает в голове лица всех ему известных девушек с похожими темными волосами и черной одеждой? Однако через пару мгновений он робко улыбается и кивает в сторону выхода. – Иди к брату. Я переоденусь и спущусь к вам. Хорошо?

- Хорошо.

Выхожу из комнаты и думаю: с чего папа так разволновался? Да, ситуация плохая, но мне впервые пришлось увидеть его в подобном состоянии. Будто меня действительно собирались убить, это было спланировано, и попытки, несомненно, повторятся. Странно. Не ожидала услышать от него столько нравоучений после сегодняшнего сухого утреннего разговора. Может, на работе проблемы, и поэтому его настроение так резко меняется?

Спускаюсь на первый этаж, вижу за столом Сашу и недовольно скрещиваю на груди руки. Сейчас я выскажу ему все, что накипело. И пусть он даже не думает отделаться.

ГЛАВА 3. ПОБЕГ.

Утром просыпаюсь под протяжный стон будильника. Сонными глазами осматриваю комнату, стол, со сваленными на нем учебниками, окно, зеркало. Приподнимаюсь на локтях и выдыхаю громко-громко, словно выталкиваю из себя все плохие мысли, воспоминания и предрассудки. Сегодня обычный день. Все будет нормально. Надо просто забыть о вчерашнем и влиться в рабочую колею.

Правда, как это сделать, если в пятницу придется ехать с папой в участок?

Закатываю глаза и валюсь обратно в кровать. Поспать толком не удалось. После того, как мы приехали из поселка, я не смогла и на минуту утихомирить в груди странное чувство паники. Решила сделать уроки на завтра, уроки на послезавтра. Затем прочитала пару глав Толстова: все пытаюсь добить Анну Каренину – тезка ведь. Потом еще долго и упорно сидела на полу, складывая скомканные вещи из шкафчика. И только к половине четвертого удосужилась лечь в постель. Лечь и заснуть, собственно, разные понятия. Поэтому отрубиться мне удалось только к пяти утра. Сейчас девять. От осознания того, что я отдохнула всего часа четыре, хочется заорать во все горло, но я как всегда подавляю в себе желание проявить хоть какие-то эмоции. Стискиваю зубы и невозмутимо вылезаю из-под одеяла. Взрослые люди не позволяют себе обнажать слабости. И я не позволю.

Зевая, одеваюсь, бужу Сашу. Прошу его опять подвести меня до института, потому что ехать на автобусе нет настроения, или, если быть честной, нет смелости. Готовлю нам завтрак, затем мою посуду, протираю стол, обуваюсь, выхожу из дома, сажусь в машину, и даже не догадываюсь, что нахожусь в состоянии критического анабиоза. Делаю все на автомате, боясь того, что на секунду отвлекусь и ненароком подумаю о вчерашнем дне. И, возможно, со стороны это выглядит глупо – Саша то и дело бросает на меня косые взгляды – мне все равно. Главное сосредоточиться на чем-то одном. Например, на учебе. Как я всегда и делала. Отличный способ сбежать от проблем: полностью погрузиться в работу. Голова забита психологией, английским, философией, и не остается времени на мысли о чем-то таком, что заставляет все тело дрожать, как при тридцатиградусном морозе.