Обращенный - [8]

Шли они очень быстро, поэтому пану Лукашу мало что удалось увидеть. Однако ему показалось, что ад чем-то похож на Варшаву и что наказания, которым подвергались грешники, скорее были продолжением их жизни, чем какими-то выдуманными муками.

Мимоходом он заметил, что чиновники городской управы целыми днями разъезжают в решетчатых телегах по адским мостовым, не многим отличающимся от варшавских. В витрине книжного магазина пан Лукаш заметил брошюру под названием «О применении асфальта для адских мук и о преимуществах его перед обыкновенной смолой». Это старику очень понравилось: значит, все предприятие по асфальтированию улиц со всем своим живым и мертвым инвентарем попало именно туда, куда пан Лукаш его в гневе послал. Встретились ему тут молодые варшавские повесы, имевшие обыкновение приставать на улице к женщинам. В наказание им дали гаремы из жертв их дикой страсти. Однако каждой из этих гурий было по добрых восемьдесят лет; плешивые, со вставными зубами, они иссохли, как скелеты, и тряслись, как желе. Несмотря на это, все они проявляли непостижимую ревность и претендовали на исключительное и непрестанное внимание.

В ратуше несколько комитетов совещались по вопросам канализации и санитарии, изучали причины вздорожания мяса и тому подобное. Поскольку изо дня в день говорилось об одном и том же без всяких последствий, то многие участники этих почтенных собраний в тоске и отчаянье выбрасывались из окон и разбивались, как спелые арбузы. К несчастью, всякий раз их размозженные останки подбирали, кое-как склеивали и снова отправляли в зал заседаний.

Видел тут пан Лукаш и муки литераторов.

Редакторы газет осуждены были вечно раздувать огромные самовары, вмещавшие тысячи стаканов воды, тщетно силясь довести их до кипения. Работали они безмерно, до полного одурения, и все же вода в самоварах оставалась чуть теплой. Наконец, она стала даже протухать, но так и не нагрелась.

Не менее жестокие муки терпели театральные рецензенты, превратившиеся, по велению свыше, в балетных танцоров, певцов и актеров; дважды в день они играли в спектаклях, а потом читали собственные рецензии, некогда написанные о других, а теперь направленные против них самих. Хуже всего было то, что публика, верящая печатному слову, не считаясь с трудностью их положения, принимала эти рецензии за чистую монету и безжалостно издевалась над авторами-актерами.

Только авторы популярных брошюр по экономике совершенно избавились от мук, так как их литературные труды давали изучать самым закоренелым грешникам. Читая эти брошюры, несчастные рвали на себе волосы, грызли собственное тело и осыпали страшными проклятьями своих палачей. Благодаря этому экономисты пользовались в аду довольно шумной известностью.

Все это пан Лукаш успел увидеть, торопливо шагая по улицам ада в сопровождении ватаги чертенят, кричавших ему вслед: «Смотрите, смотрите! Вот он — варшавский домовладелец Лукаш, которого под конвоем гонят из ада!..»

Наконец черт, сопровождавший Лукаша, не выдержал. Еще никогда его безмерная гордыня не подвергалась подобным испытаниям. Утратив хладнокровие, он схватил Лукаша за шиворот.

Полумертвый от страха себялюбец, ощутив сильнейший пинок пониже спины, взлетел в воздух с быстротой пушечного ядра.

Даже дух перевести не успел…

От сильной боли пан Лукаш очнулся.

Открыв глаза, он увидел, что лежит на полу возле кровати. Халат его распахнулся, точно от порывистого движения, а шарф свалился с головы и свисал с подушки.

Старик с трудом приподнялся. Огляделся по сторонам. Да, это его собственная кровать, его квартира и его халат. В комнате стоит та же самая мебель и тот же запах асфальта, которым заливают тротуар перед домом.

Лукаш взглянул на часы. Шесть… и сумрак уже прокрадывается в комнату. Значит, шесть вечера. В последний раз он слышал, когда пробило три часа.

Что же он делал с трех до шести?

Должно быть, спал…

Ну, разумеется, спал. Но какие страшные сны его мучили!..

Сны?

Да, наверное, сны… Конечно, сны!.. Ад, если он вообще существует, должен выглядеть совсем иначе, и вряд ли его партнеры по преферансу выступают там в роли судей.

И все же это был удивительный сон, удивительно отчетливый, точно вещий, и в уме пана Лукаша он оставил глубокий след.

Но был ли это сон?.. Если да, откуда, в таком случае, эта тупая боль в пояснице, словно черт коленкой дал ему пинка?..

— Сон? Нет, не сон! А может быть, все-таки сон? — бормотал пан Лукаш и, чтобы рассеять наконец сомнения, поплелся к окну, надел очки и стал пристально рассматривать мусорный ящик. Он увидел там солому, бумагу, яичную скорлупу, но туфли там не было…

«Где же туфля?.. Ну конечно, в аду!»

По спине пана Лукаша пробежали мурашки. Он открыл форточку и крикнул дворнику, подметавшему двор:

— Эй, Юзеф, куда девалась моя туфля, что была в мусорном ящике?

— А ее подняла какая-то баба, — ответил дворник.

— Что еще за баба? — с возрастающей тревогой спросил пан Лукаш.

— Да какая-то помешанная побирушка. Она все разговаривала тут сама с собой, молилась за упокой души и даже стучалась в вашу дверь.

Пана Лукаша бросало то в жар, то в холод, но он продолжал допрос: