Обращение Апостола Муравьёва - [56]

– А как же. Обязательно прочту. «И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему. Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных и привёл их к человеку, чтобы видеть, как он назовёт их…».

Апостол осёкся, подняв изумлённо взгляд на священника. Тот пощипывал бородёнку, но глаза его пылали огнём.

– Восемнадцатый стих второй главы, Марат Игоревич, опровергает всё, что написано в книге Бытия до сих пор. Во-первых, как мы уже договорились, в теле Адама заключены мужская и женская сущности. Тогда как получилось, что он одинок? И потом, что за помощник, долженствующий соответствовать? Как вы только что прочли, это не Ева. И ещё, если в первой части книги Бытия всё было «хорошо», почему сейчас Он говорит «не хорошо». Как мог Бог, – священник вскочил и принялся мерить ногами крохотную камеру, пять шагов до граффити, желающего смерти тёще Марье Ивановне, столько же обратно, к двери, – всемогущая сущность и, по определению, не способная на ошибку, создать нечто «нехорошее»?

– Возможно, то, что плохо, не Адам, а что-то иное?

– Браво! Вы прозорливы, Марат Игоревич! Осталось определить, что есть «не хорошо» и кто должен стать помощником первому человеку. Извините, но мне бесповоротно пора. Я не могу злоупотреблять доверием полковника, и людей, меня отрекомендовавших. Ваш положенец, как мне показалось, тоже не совсем рад моей миссионерской деятельности.

«Если бы ты знал, как на самом деле обстоят дела» – подумал Апостол, но вслух не произнёс ни слова. Лёг на нары, закинув руки за голову. Более задерживать священника он не собирался. Мозги потихоньку закипали, если сейчас не заснуть, то им, как минимум, грозит короткое замыкание.

Заснуть не удалось. Когда, через несколько минут после ухода отца Серафима послышался за дверью перезвон большой связки ключей, Марат готов был молиться, чтобы не появился Хан. Не то, чтобы не хотел видеть положенца, нет, тяжестью навалилась усталость.

Положенец на сей раз явился с чифирём в большой жестяной кружке, авоськой с апельсинами и декоративным лобзиком по металлу.

– Планируешь побег, Хан? – не удержался от вопроса Апостол.

– Умные люди говорят: чтобы получить правильный ответ, следует задать правильный вопрос. Лично я, лет этак с тридцать назад, увидев в руках Монгола пилку, спросил, чья провина, кто ссучился.

Сонливость Апостола как ветром сдуло.

– Но, при чём здесь…

– При том, что таким лобзиком пилят бошки титулованным сукам.

Апостол напрягся, инстинктивно опуская руку к подошве правого ботинка:

– Но это же беспредел?!

– Верно! Хороший мальчик! Прими из авоськи апельсинчик.

Марат легко поймал подброшенный фрукт.

– Эх ты, патриот воровской идеи, разве спрашивают положенца, собирается ли он бежать? А кто за порядком смотреть станет? Кто настачит братве бесперебойно питание, вещевое снабжение, медицинский уход? Хозяин с кумом? Хрен там, они себя с трудом прокормят. А кто босяков от беспредела защитит? От отмороженных охоронит? Их в последнее время развелось немерено. У них единственная любовь – заточка. Вот так, братан: все бежать с зоны могут, все, а мне – нельзя. По чину не положено.

Некоторое время они молча пили чифирь, думая каждый своё. Молчание нарушил Хан:

– Церквушку при зоне ставят. Прикинь?! Совсем задерьмократились. Развалят страну, Апостол, попомни моё слово. Чуйка имеется на то плохая. Знаешь, что для человека самое страшное?

– Промежность с зубами.

– Нет, братан, страшно для человека жить во время больших перемен. Знаешь, чью клюкву со всем содержимым ставят?

– Православную?

– Угадал. Твой патлатый постарался. Наши стукачи, как всегда, не телятся… Да и власть рада, знает, чем приманить человечков, чем сыграть на их страхах. Пойми, Апостол, хочу, чтобы ты заценил правильно. Ты тот кременёк… нет – алмаз, что я искал всю жизнь. Станешь ли бриллиантом, от меня тоже зависит. Я не призываю ломать систему – бесполезно. Желаю изменить твоё сознание. Если хочешь, а ты хочешь, изменить мир, измени его сначала в себе. Хочешь помочь другим, помоги себе. Ты настоящий, за тобой пойдут. Если злишься, то все вокруг верят: злишься, радуешься – всем радостно. Учти при этом, многим нашим ворам приходится брать уроки у актёришек. Что молчишь, братан?

– Выпить хочется.

– Выпить, – старый вор посмаковал слово, – выпить… Как мыслишь, чего среди воров нет ни пьяниц, ни торчков?

– Если употребляет, по закону, не может стать вором.

– Верно, но почему?

– Контроль есть.

– Точно. Молодцом. Кстати, почему у мусульман запрещено спиртное? Когда только зарождалась религия, проблема с выпивкой не стояла. Позже муллы обратили внимание, что выпившие правоверные во время молитв думают не об Аллахе, а о соседской жёнке… Апостол, мне не нравится твой взгляд. Тебе со мной скучно?

– С чего ты взял?!

– Потому что охмурил тебя патлатый, вижу, охмурил. Беда! Православный, говоришь, попик… Везде заборы и церкви на виду прилюдно. И колокольный звон. А на безлюдьи, в глуши, королевские замки, подворья, роскошь… Дескать, мы русский народ, мы не такие, как все. К нам не подходи. Русские… Они – русские. Врут, мерины. Ищи, где хочешь, лишь воры – настоящие, нет у нас ни границ, ни национальностей, ни богатств. И нищеты тоже нет…