Обращая сумрак в свет - [80]
Хранился ли эпос именно в этом храме, или был найден где-то еще? Это для нас навсегда останется тайной. Слова-то мы, разумеется, прочтем, но сопряженный с ними контекст безвозвратно утрачен, а ведь он мог бы многое рассказать об их истинном смысле.
Кора слушала все это, наматывая на палец прядку волос и задумчиво морща лоб.
– Не понимаю. Допустим, он завладел этими табличками намного раньше. Но чего ради теперь нанял для перевода именно вас?
– Ради наших имен, – негромко ответил Кудшайн. – Если он хочет при помощи этого эпоса чего-то достичь, публикация под известными именами пойдет ему на пользу. Я – самый известный ученый среди своего народа. Одри – внучка самой леди Трент. Все, что опубликуем мы, привлечет куда больше внимания, нежели то же самое, выпущенное в свет кем-либо из менее заметных особ.
– Или, к примеру, Аароном Морнеттом, – ядовито добавила я.
И тут мир снова будто угас. Раз – и Кора усаживает меня в кресло, а рот мой полон едкой горечи. А все потому, что я наконец-то завершила раздумья, пришла к логическому умозаключению и поняла следующее.
Мы с Кудшайном – не первые, кто читает эти таблички.
Первым их прочел Аарон Морнетт.
Все, что мы проделали здесь, все, над чем так усердно потели… все это Морнетт сделал до нас. И Гленли с миссис Кеффорд совсем ни к чему ни вмешиваться в издание, ни ввязываться в нелепые до наивности махинации с подлогами и смертоубийством. Они заранее знали, что мы обнаружим. Но, чтобы дело обернулось именно так, им требовался некто, способный перевести наш эпос, некто достаточно овладевший языком, чтоб совладать со всей этой архаикой, а перечень таких особ очень краток. А перечень тех, кто согласится проделать подобное ради каких-то безнравственных целей, еще того короче.
Перевод эпоса должен был стать моей местью Аарону Морнетту. Вместо этого он оказался его окончательной победой надо мной.
Единственное горькое утешение состоит в том, что Морнетту никогда не удастся приписать себе и эту заслугу – если, конечно, мы не ошиблись насчет их намерений. Всемирная слава первых переводчиков эпоса аневраи достанется нам с Кудшайном.
Надеюсь, от этой мысли ему в тысячу раз больнее, чем сейчас мне.
Разумеется, Кудшайн понял, что у меня на душе. И, пока я, ничего перед собою не видя, таращилась в пол, объяснил все это Коре. По крайней мере, я думаю, что объяснил: помню, он говорил о чем-то, и вскоре Кора неловко обняла меня, а ведь подобные нежности ей ну никак не свойственны – должно быть, Кудшайн сказал нечто, подтолкнувшее ее к этакому решению.
– Так не играйте им на руку, – сказала она, пока я насухо утирала щеки. – Если это такой вред принесет, возьмите да прекратите.
Ужасную вещь напишу, но думать о том, как перевод эпоса можно использовать против дракониан, было намного легче, чем о том, как мне от этого больно. Поднявшись на ноги, я обняла Кудшайна и мимоходом пожалела, что не могу обхватить его крыльями, но он был занят раздумьями.
– Конечно, сказание о сотворении можно счесть оскорбительным, – сказал он, – если допустить, что «аму» – действительно «человек»… а в этом, по-моему, сомнений все меньше и меньше. Но, думается мне, обнаружив, что аневраи полагали человека неудачным предшественником собственного вида, человечество не будет так уж страшно потрясено.
– Верно, – согласилась я. – Если в этом сказании и есть что-то действительно страшное, то…
– То мы до него еще не дошли, – закончил Кудшайн.
Черви. Ималькит обвиняет в пропаже солнца создания с юга, а Самшин призывает идти на них войной. Одно это уже послужит неприятным напоминанием о том, как аневраи завоевали весь мир и подчинили себе человечество, но если дальше сказание вдается хоть в какие-нибудь подробности… войны нечасто бывают приятны на вид.
До конца у нас оставалось всего две таблички. Что Кудшайн скажет дальше, я поняла еще до того, как он открыл рот.
– Нужно читать все целиком.
Да, либо читать все целиком, либо отправиться к Морнетту и трясти его, пока всю правду не вытрясем. Признаться, я бы в любом случае с радостью так и сделала, да только вряд ли в этом субъекте найдется хоть малая толика правды. Поблизости от него правде просто не выжить.
На одной из первых переведенных драконианских табличек с фрагментами философского текста имеется древняя поговорка, о смысле которой яростно спорят и в наши дни. В буквальном переводе звучит она так: «Из знания – росток, из плода – жизнь, из сердца – мысль, из мудрости – сила». На мой взгляд, это значит, что знание со временем порождает мудрость и силу, а еще, если вдуматься, здесь можно найти косвенную отсылку к нашей четверке из одного яйца – Самшин, Ималькит, Нахри и Эктабру.
Подобно им четверым, мы в слепоте своей не замечали ядовитой гадюки у самого сердца. Но теперь, когда все сделалось ясно, зная то, чего не знали прежде, мы еще можем отыскать путь к силе и мудрости.
Согласно кивнув Кудшайну, я встряхнулась, взяла себя в руки и снова уселась за стол. Кора, неуверенно переступив с ноги на ногу, хрустнула пальцами и повернулась к двери.
