Оборванный след - [6]

— Как это по-женски — стараться найти всему сложное объяснение.

Укия плюхнулся в кресло у окна.

— Вот такая у меня семья.

— Я хотел спросить, как удался воскресный пикник?

— Ну, кажется, братьям и сестрам Индиго я понравился. Ее старший брат Зейн сказал, что раз уж она бегает и стреляет в кого ни попадя, то имеет право сама выбирать себе мужа.

Макс рассмеялся.

— Впрочем, ее родители... для них я просто длинноволосый подросток, индеец, монотеист, мальчик-волк, воспитанный двумя лесбиянками и имеющий сына от предыдущей неудавшейся связи.

— Это цитата?

— Мама Индиго не подозревает, какой у меня хороший слух.

— Ох. — Макс поморщился. — Не волнуйся, парень, они привыкнут.

Укия кивнул, но снова в его сознании прозвучало тихое «если».

— Мама Джо беспокоится, что мы недостаточно обсудили будущую совместную жизнь. Я не имею ни малейшего представления о том, как жить одному, и, таким образом, Индиго придется взять на себя все хозяйство. А это создаст дополнительную нагрузку, к которой она не готова.

— Мама Джо очень хорошая женщина, — сказал Макс. — Но она постоянно недооценивает твою способность учиться. Если ты захочешь, чтобы брак удался, у тебя это получится.

И опять «если». Какая-то его часть, несомненно, страстно желала жениться на Индиго, несмотря на ожидающую впереди неизвестность. Сам того не подозревая, Укия в глубине души хотел, чтобы его жена и его сын жили в его доме — вот она, одна из ловушек для взрослых.

Он с неудовольствием осознал эти глубинные стремления. А может ли быть так, что он просто хочет жениться — независимо от любви к Индиго?

Когда Укия вспоминал Орегон, в его сознании воскресали крутые холмы, покрытые деревьями. Поэтому он немало удивился, когда под крылом снижающегося самолета проплыла плоская безлесая равнина, расчерченная большими престранными окружностями.

— Что это? — спросил он Крэйнака.

Тот наклонился, чтобы взглянуть за окно.

— Это следы... от штуковин для кругового орошения.

Они приземлились, а Пендлтон так и не показался. По сравнению с хьюстонским аэропорт был до смешного маленьким — всего четыре скромного размера зала, связанные между собой. Над единственной дверью, ведущей к единственной же просвечивающей установке, виднелась табличка «Все ворота». На сегодняшний день это был единственный аэропорт, который не подавлял Укию.

В самой просторной комнате играли четверо смуглых, черноглазых и черноволосых ребятишек. Укия наблюдал за детьми, в то время как Макс через контору «Херц» нанимал два «шеви-блейзера». На его долю, как всегда, выпало немало бюрократической волокиты, необходимой, чтобы еще не достигший двадцати пяти лет Укия мог, не нарушая закона, сесть за руль. Кто эти дети — индейцы, китайцы или мексиканцы? Но они находились слишком далеко, чтобы можно было определить точно.

Макс бросил ему ключи от «шеви».

— Уверен, что сможешь вести машину?

— Да, если мне дать пару минут, чтобы прийти в себя. Здесь нет огромной толпы, так что все в порядке.

Агент «Херца» рассмеялся.

— Недельки через две здесь яблоку будет негде упасть. Начнется грандиозное шоу — родео и индейские шаманские пляски. Население Пендлтона увеличивается с двадцати тысяч до шестидесяти.

— Ох, — содрогнулся Макс. — Надеюсь, к четвергу нас здесь уже не будет.

— Народ начнет стягиваться уже в эти выходные, — проговорил агент.

— Теперь понятно, почему нам так легко достались места в гостинице, — пробормотал Макс, переставляя часы по местному времени. — Сейчас пять тридцать. Встретимся в отеле через пару часов, идет? Скорее всего мы оба окажемся вне зоны действия местной сотовой сети, так что возьми спутниковый передатчик. Звони, если возникнут трудности.

Укия подхватил сумку, в которой лежала рация, и направился к автомобильной стоянке. «Блейзер» стоял открытым и потому нагрелся, как сковородка.

Сыщик включил кондиционер и остался снаружи, привыкая к новому окружающему миру.

Аэропорт находился на окраине речной долины. Равнина неожиданно резко переходила в неровную россыпь холмов. Копны сжатой пшеницы на соседних полях отливали золотом, жаркий воздух дрожал в лучах палящего солнца. Издалека доносился непрерывный гул автотрассы и слабое журчание воды. Как только «блейзер» перестал походить на пыточную камеру, Укия залез внутрь и отправился на поиски Джесса Брыкающегося Оленя.

Пендлтон казался чужим и одновременно знакомым, словно отремонтированный дом. Строгую сетку улиц слегка нарушали изгибы реки, ни одно название Укия не встречал раньше, и всего несколько домов пробудили какие-то смутные чувства. Он пересек реку и по склону срезал до трассы И-84. Выйдя из машины, Укия бросил взгляд на островок цивилизации, окруженный бескрайним морем прерии.

Мама Джо вывезла его из Орегона, минуя Пендлтон, и тогда города мальчик не видел. Неужели он вспоминает события раннего детства?

Он сосредоточился на воспоминании и осознал, что оно принадлежит не ему, а Ренни Шоу.

Когда Укия понял, что он сам, Стая и Онтонгарды не люди, он пошел к Ренни Шоу и потребовал ответов. Кто он такой и какое отношение имеет к Стае? Кто такие Онтонгарды? Откуда они все взялись? Почему Онтонгарды хотели убить его? Ренни ничего не ответил, а просто выпустил немного своей крови в кофейную банку и передал ее Укии, объяснив, что надо делать. Кровь превратилась в мышь — так случалось всякий раз, когда кровь кого-то из Стаи отделялась от человеческого тела, — в которой находилась генетически закодированная память Ренни. Несколько удивившись странному способу передачи информации, Укия поглотил мышь, и воспоминания Ренни добавились к его собственным.