Оборотная сторона героя - [38]

Мирмидоны не стали первыми заговаривать со своим предводителем, но спокойно продолжили прерванную появлением Ильи беседу. Конквестора это более чем устраивало; он даже понадеялся, что вот сейчас ещё помолчит с полчаса и уйдёт обратно в шатёр.

Не вышло.

За соседними кострами мрачно пили солдаты, потерпевшие сегодня в битве сокрушительное поражение. И чем больше проходило времени, тем больше пьянели греки, тем злее становились слова и агрессивнее — поведение. И в какой-то момент один упившийся грек выкрикнул:

— Будь проклят Ахилл! Из-за него потерпели мы позорное поражение сегодня! Из-за него убиты сотни! Ничтожество, ни в грош жизнь соплеменников не ставящее!

Казалось, притих весь лагерь. Казалось, тысячи глаз обратились на Илью.

Конквестор ощутил, как паника крепко стиснула сердца.

«Я должен его вызвать. Никто не поймёт, если Ахилл спустил такие слова… Я должен его вызвать! Я не могу отказаться!»

Илья нервно сглотнул и стиснул вмиг вспотевшие ладони. Перспектива поединка один на один, на мечах, с опытным противником пугала.

«Мужество — это искусство бояться, не подавая виду», — напомнил он себе слова Василия и медленно поднялся на ноги. Колени были слабыми, по позвоночнику струился холод.

— Вставай, — умудрился произнести Илья и указал острием ксифоса на выкрикнувшего оскорбления воина.

Пока притихшие солдаты расчищали площадку для поединка, он незаметно достал серебристый контейнер, порадовавшись, что решил держать его при себе, и закинул в рот капсулу с фрейтсом.

Препарат подействовал быстро. Импровизированную арену только закончили расчищать, а Илья уже с изумлением прислушивался к новым, странным ощущениям. Он словно переместился в параллельное измерение, где время текло куда быстрее — или это окружающий мир вдруг замедлился так, что казалось, будто перехватить любое движение не составит никакого труда?

Противник Ильи, пошатываясь, стоял напротив. Кажется, он трезвел — взгляд обрел некоторую осмысленность. Несколько мгновений воин рассматривал Илью, а потом в ужасе икнул — он, наконец, понял, кто вызвал его на поединок. И от страха окончательно протрезвел.

Последнее хорошей службы ему не сослужило — ужас просто парализовал воина. Протрезвевший грек настолько боялся Ахилла и был так уверен в своем неминуемом поражении, что вообще не нападал, почти не защищался и следил за Ильёй взглядом мыши, предназначенной для кормления удава. Обезоружить его, пожалуй, смог бы даже человек, вообще не имеющий навыков боя на мечах. «Только зря фрейтс выпил», — с досадой подумал Илья, выбив ксифос из слабой руки трясущегося от ужаса грека.

Обезоруженный противник стоял напротив и обречённо ждал смертельного удара.

«Какой же я был дурак», — вдруг понял Илья, глядя в глаза дрожавшего перед ним грека. Он так переживал по поводу предстоящих поединков, так боялся перспективы выйти один на один против опытного воина. Братья Петровичи ставили ему удары, отрабатывали с ним блоки, рассказывали о методике и тактиках боя — но совсем не подготовили его к победе. К победе, которая в этом мире означала только одно — убийство поверженного противника.

Ксифос упирался греку прямо в грудь.

«Я играю роль Ахилла, — напоминал себе Илья. — Ахилл убил бы не задумываясь. И я должен!»

Из всех разученных в последние дни ударов этот оказался самым сложным — удар по безоружному, сдавшемуся противнику.

И Илья просто не смог его нанести. Резко развернулся и, сопровождаемый недоумённым гулом зрителей, загашал к шатру Ахилла.

Позже тем вечером в палатку к Илье осторожно заглянул плюгавый остроносый грек с изрядной залысиной и хитрыми прищуренными глазками.

«Одиссей», — вспомнил конквестор одну из фотографий, которые показывал ему Ян.

Заговорщически оглядевшись, легендарный царь Итаки таинственным шепотом поведал Илье, что в армии стремительно зреет недовольство. Греки уверены, что проиграли последнюю битву из-за того, что с ними не было Ахилла и винят в последнем Агамемнона — если бы царь не разозлил Ахилла, тот был бы с ними, и армия уже захватила бы Трою. Когда эти слухи дошли до Агамемнона, тот впал в ярость; он почти уверен, что Ахилл специально всё так обставил, чтобы скинуть его с трона и самому занять его место…

— Что тебе надо? — прервал Илья Одиссея.

Царь Итаки прищурился. Глаза у него были хитрые, не разобрать, то ли он на всех так смотрит, то ли у него что-то на уме. Как будто собирается вот-вот сказать: «Знаю, знаю я про тебя кое-что очень интересное. И если ты не дурак, то договоришься со мной по-хорошему».

— Я подумал, что, может быть, ты на денёк-другой исчезнуть захочешь, пока Агамемнон не остынет.

— У тебя есть предложение?

Разумеется, у Одиссея было предложение, и расписывал он его столь красочно, что становилось ясно — именно от царя Итаки и произошли коммивояжеры. Удобный пентеконтор, мирный день отдыха и безделья, синяя морская ширь, ласковое дуновение ветерка… На деле Одиссей отправлялся в грабительский набег на окрестности с целью пополнения запасов еды и пленников. Что до отдыха и безделья на удобном пентеконторе, так каждый пассажир жёсткого одноярусного судна, приводимого в движение пятью десятками весел, должен был весь день грести.