Оборотень - [43]

– Поблизости нет толпы, и если вы выйдете из кареты, то с этого бугра можно отлично видеть огни на более отдаленных холмах.

Он обращался главным образом к Анне, но если бы даже она и рискнула довериться ему посреди этой дикой, окружающей их сцены, то ее предупредила бы м-рис Арчфильд, которая воскликнула:

– О. я пойду с вами! Как мне наскучило сидеть. Благодарю вас, мастер Окшот.

Она не обратила никакого внимания на возражение леди Арчфильд, пока Перегрин помогал ей выйти из кареты; и более ничего не оставалось как следовать за нею, в то время как она шла под руку с своим кавалером, болтая и иногда вскрикивая от удовольствия или страха. Леди Арчфильд и ее дочери тотчас же предложили руки другие кавалеры; только Анна, как недостойная такой чести, осталась одна и должна была держаться позади их, смотря на мелькающие огни отдаленных костров и думая о том, как все переменит для нее завтрашнее утро.

Вслед за тем к ней подошла чья-то фигура и послышался голос Чарльза Арчфильда:

– Это вы, Анна? Я, кажется, слышал голос моей жены?

– Да, она там.

– И с этим чертенком! Хотя бы его родня прибрала его к себе, – пробормотал Чарльз и бросился вперед с криком:

– Это что такое! Вы не должны были выходить из кареты!

Она засмеялась с торжеством.

– Вот видите, сэр, что выходит, если вы оставляете меня с другими, лучшими, чем вы, кавалерами, а сами пропадаете у своего костра! Я ничего бы не видела, если бы не мастер Окшот.

– Идем со мной, – сказал Чарльз, – тебе не следует стоять тут в сырости.

– О, какой ревнивый! – сказала она; но все-таки взяла мужа под руку и вежливо обратилась к своему первому кавалеру. – Благодарю вас, мастер Окшот, – приходится повиноваться своему господину. Если бы не вы, я до сих пор сидела бы в этой старой карете.

Перегрин отстал и приблизился к Анне:

– Это огонь на С-т-Эленс, – начал он. – Это… разве вы не подождете одну минуту?

– Нет, нет! Они собираются домой.

– Разве вы не знаете, что сегодня ночь на Иванов день? Это неделя моего третьего семилетия… моей третьей перемены. О, Анна! От вас зависит, чтобы она привела к лучшему. Скажите только одно слово, и жребий будет брошен. Все готово! Идем со мной!

Он пытался взять ее руку, но его возбужденные слова, произнесенные вполголоса, испугали ее.

– Нет, нет! Вы сами не знаете, что говорите, – быстро проговорила она и поспешила за своими знакомыми и рада была скрыться от него под защитой кареты.

Вскоре они поднялись в гору, и карета остановилась у того места, где им следовало выходить; последние слова, прозвучавшие в ушах Анны, были напоминанием м-рис Арчфильд, чтобы она не забыла об оранжевой воде под вывескою «Цветочного горшка» и они заглушили последнее прощанье Люси.

В то время, как они шли домой, пред ними мелькну, ла в отдалении фигура, освещенная лунным светом.

– Неужели это Перегрин Окшот? – спросил доктор. – в каком злобном настроении сегодня этот молодой человек: он с каждым готов затеять ссору. Я надеюсь только, что это не кончится бедой.

Глава XIII ЦЕЛЕБНАЯ ТРАВА

После такого вечера нелегко было заснуть, и Анна в беспокойстве металась на своей кровати, полная тревоги и сомнений, осознавшая невозможность оставаться дома, а в то же время далеко не уверенная в ожидавшем ее будущем. Ее также мучил вопрос, не повредила ли она себе своим присутствием на вчерашнем торжестве, и она надеялась, что при дворе не узнают об этом.

Она была рада, что томительная ночь кончилась, и решилась воспользоваться ранним утром, чтобы исполнить поручение леди Огльторп, у детей которой, Луи и Теофиля, был коклюш. Особая желтая травка, так называемая мышиное ухо, считалась тогда (да и теперь еще считается) хорошим средством против него, и последняя просила Анну привезти ее с собой, что было очень легко сделать, так как она росла во множестве на дворе замка.

Она быстро оделась, приготовила, что нужно, к своему путешествию и вышла из дому, направившись первым делом на покрытое еще росой кладбище, чтобы взглянуть в последний раз на могилу своей матери, с которой она сорвала маргаритку, спрятав ее потом на груди. В свежести раннего утра, в первых лучах восходящего солнца она прошла по широкому двору фермы, где были свалены кучки сена перед уборкой на сеновал, и достигла внутреннего двора замка, все время наполняя целебной травкой свою корзинку, когда, остановившись между входными воротами и башней цитадели, она с ужасом увидела фигуру Перегрина Окшота, входившего во двор с противоположной стороны через дверь подземного хода в замок.

Полная какого-то неопределенного опасения относительно его намерений и инстинктивного страха перед встречей с ним, она побежала к дверям большой башни над входными воротами в надежде, что он не увидел ее; да если бы и увидел, то, благодаря своему знакомству с переходами замка, она думала, что опередит его и успеет пройти по стене к угловой башне, поблизости от пасторского дома, в который вела лестница и другая выходная дверь.

Она быстро поднималась по разломанной лестнице, закрывая за собою все встречавшиеся на пути двери; но ступени лестницы и стена были в таком разрушенном состоянии, что ей приходилось ступать с большой осторожностью. Хотя через толстые стены и трудно было расслышать какой-нибудь звук, но ей показалось, что она слышала голоса и крик; испуганная этим, она стала пробираться самыми запутанными переходами и решилась взглянуть наружу только из-за густого куста плюща, разросшегося по стене близ угловой башни.