Оборотень - [20]

Маша родила Олегу двух мальчиков-погодков; одному было восемь лет, второму — семь. Вот этот младший, Коленька, и был невинным несчастьем семьи, ее тревогой и болью. Внешне он выглядел, как и все дети его возраста, может быть, лишь более тихий, усидчивый, но так же любознателен и забавен, как и все малыши. У него была симпатичная мордашка, пушистые волосы и ясные светлые глаза. Беда в том, что эти глаза не видели; он родился незрячим. И сколько доктора ни бились над его зрением, все усилия оказывались впустую. Коленьку даже осматривал знаменитый офтальмолог и политик Федоров, но и он лишь развел руками. Оставалась последняя надежда и ее заронил Владислав Шелешев. Он посоветовал Маше и Олегу путь, которым на Руси шли все православные, страждущие исцеления — нести ребенка крестным ходом к Великорецкой купели, пройти вместе с верующими все тяготы дорог и окунуть Коленьку в освященную воду. Много, очень много было случаев, когда подобные больные получали прозрение. Этот путь и решили предпринять глубокой осенью все Карпатовы.

А старший из погодков, Алеша, развивался нормально, рос смышленым, крепким пареньком, напоминая отца в детстве. Ходил в школу, немного озорничал, помогал матери по дому, гулял с младшим братом в окрестностях, оберегая его и рассказывая, что вокруг происходит. Он был его глазами, его тропинкой в мир. Вот в эту дружную, любящую семью и приехали Глория с Тимом, где их ждал радушный прием, накрытый яствами стол, а горе и печаль заперты далеко-далеко на антресолях.

— Давайте-ка сразу примемся за уху, — предложил Олег. — Пока она горячая. Ершиков мы с Алешкой сами наловили. По стопке?

— Я же за рулем, — сказал Тероян.

— Ничего, больше трех я тебе не налью. А попадешь в ГАИ — отмажу, так и быть.

Глория внимательно всматривалась в Олега и Машу, словно желая вспомнить — не встречались ли ей раньше их лица?

— Хашиги сейчас в Москве, — сказал, между тем, Олег, обращаясь к Тиму. — А вообще-то он снует по всему миру, как сумасшедший.

— Знаю, — произнес Тероян. — Днем мы с Жорой пытались навестить его в Медвежьих Озерах.

Карпатов не сдержался, чертыхнулся.

— Ну кто вас туда толкал, идиоты? — прорычал он, на которого даже присутствие женщин не оказывало благотворного влияния. — Вы уже „сфотографированы“, оба. Номера ваших машин записаны, а сами вы на крючке. Я же тебя предупреждал! Зачем я только связался с вами?

— Можешь развязаться.

— Мужчины, может быть, вы поговорите о своих делах после ужина? попросила Маша. Она и в пятьдесят лет сохраняла свою неброскую красоту, свойственную безгрешным и чистым русским женщинам. Олег и Тим чокнулись, выпили по стопке, молча принялись за янтарную уху.

— Я уже второй раз за сегодняшний день слышу это имя — Хашиги, произнесла Глория. — Кто он?

— Один мультяшка из Ирана, — промычал Олег, поглощенный небесной пищей.

— Он как-то связан с моим… делом? — продолжила она. Карпатов вопросительно взглянул на Тима.

— Ну да, — пожал тот плечами. — Я рассказал. Не могу же я полностью исключить Глорию из своих поисков.

Карпатов бросил ложку на стол и потянулся за водкой.

— Пусть Юнгов даст объявление в газету. А еще лучше по телевидению. На всю страну, — со злостью сказал он. — Чего уж мелочиться, пусть все знают!

— Что ж вы так волнуетесь? — произнесла Глория, не спуская с него глаз. Терояну даже показалось, что она узнала его.

— И верно — чего? — как-то быстро успокоился он. — Хашиги — это поле деятельности контрразведки, не мое. Вот только как у вас в кармане, милая, оказалась его визитная карточка, непонятно. А так все в порядке.

— Это правда? — Глория посмотрела на Терояна. Он кивнул головой.

— Ну ладно, — сказала Маша, прерывая напряженную паузу. — Самое время подавать второе. Вы любите котлеты по-киевски?

— Стараюсь вспомнить их вкус, — Глория говорила и вела себя непринужденно, стараясь, чтобы ее состояние не стало преградой в общении между ними, чтобы не чувствовалась ее полная зависимость от человека, сидящего напротив, Тима Терояна. Она хотела выглядеть нормальной девушкой или, по крайней мере, играть эту роль достойно, и ей это удавалось. Тероян приятно поразился ее самообладанию. Он подумал, что перед ним действительно сильный человек, с характером, не привыкший покоряться судьбе, а вчерашний срыв, возможно, явился пиком слабости, свойственной всем людям, поскольку не так уж много времени прошло между ним и предыдущим шоком. В ее нынешнем положении мало кто смог бы вести себя так: не замыкаясь в скорлупе наедине со своими болями, а открыто идя навстречу неизвестности. Глория взглянула на него, словно спрашивая: все ли правильно? — и он чуть заметно наклонил голову. Уже и непонятно было — кто от кого заряжается жизненной энергией она ли от него или он от нее? Но ее поведение пришлось по душе и Карпатовым. Окончание ужина прошло на другой ноте, более ровной, без касания опасных тем в поисках выхода из лабиринта. Олега даже понесло на какие-то еврейские анекдоты, не совсем приличные, отчего Маша постоянно делала ему укоризненные замечания — но все без толку: Абрам и Сара уже прочно воцарились за столом. А Глория вежливо смеялась, хотя мысли ее, как виделось Терояну, текут все же в другом направлении. Потом Маша увела ее на кухню, где готовился пирог, а Тим и Олег пошли в кабинет, тотчас же принявшись за сигареты.