Оборотень - [16]

— Не тяни Бетеэра за хвост.

— Ладно. Тогда держись за стол, чтобы не упасть. Потому что дело это может быть не столько уголовным, сколько государственного масштаба. Я не шучу. Хотя доктор Саддак Хашиги фигура и не афишируемая в прессе, но о нем кое-что известно. Например, то, что с ним встречается мэр Москвы. И Санкт-Петербурга, кстати, тоже. К нему ездит в гости кремлевский джокер Чумичко. Или на поклон? Догадайся сам. У него бывают многие политики.

— Почему?

— Утром я был у своего приятеля-депутата, члена думского Комитета по национальной безопасности. Хашиги, конечно же, находится в поле их зрения. Потому что этот чертов супериранец, а по другим данным американец, и он же житель солнечного Израиля, владеет вместе со своей корпорацией „Абуфихамет“, или кто там за ней стоит? — примерно девятью процентами национального достояния России. Еще с десяток таких „Абуфихаметов“ — и пирог разделен. Ты понял?

— Этого не может быть, — произнес Тероян.

— Запросто, — усмехнулся Юнгов. — Знаешь, как сейчас все это просто делается? Ну, допустим, Хашиги — подставное лицо, тоже чей-то слуга, но его корпорация уже прибрала к рукам, через других подставных лиц, через фирмы, филиалы, банки — акции в промышленности, оборонке, имеет концессии на разработку недр, нефтедобычу, золота, ну и так далее. И все это варится в огромном адском котле, кухни которого мы не знаем. И вот визитная карточка этого доктора Саддака Хашиги оказывается в кармане твоей потерявшей память девушки.

— Может быть, она оказалась там случайно?

— Я бы не строил иллюзий. Случайного в этом мире ничего нет. Наверное, даже то, что именно ты встретил ее — тоже не случайно, — Юнгов произнес эти слова с какой-то печалью в голосе. Он с сожалением смотрел на своего школьного приятеля. — Ну, что будешь делать, Тимофей Троин? — редко кто и когда называл его так, по-старому. — Заметь, все что я тебе рассказал, — не секрет, наверху об этом всем известно. Ну идет процесс, и пусть себе идет. Таких Хашиг по всей стране, чужих и доморощенных, десятки тысяч. Но некоторые Хашиги сливаются, как ртуть, в одну большую Хашигу. А в конце концов всех нас ждет самая огромная, единственная Хашига. Вот тебе и весь сказ.

— А можно встретиться с твоим депутатом? Расспросить поподробнее? произнес Тероян.

— Можно. На той неделе, — согласился Жора. — Оцени масштабы моей дружбы к тебе.

— Оценил.

— Мой тебе совет — отправь девушку в больницу, — мягко сказал Юнгов.

— Нет, — и Тероян наконец-то прикоснулся к сочным ягодам, напоминавшим крупные сгустки крови.

— А что будешь делать?

— А вот хочу сейчас взглянуть на эту Хашигу, хотя бы издали, — и Тероян поднялся со скамьи. — Поедешь со мной?

— Поехали, — легко согласился Юнгов. — Куда ж я тебя одного отпущу? Еще разобьешь что…

Простившись с Ларисой, Тероян задним ходом выехал через ворота, вслед за уже развернувшимся „Москвичом“ Юнгова. Его сестра неподвижно стояла в дверях бомбовидного дома, а по обе стороны от нее, столь же каменно и, казалось, навечно, застыли огромный черный дог и белый пушистый кот. И Терояну вдруг на миг почудилось, что это стоит Глория, так похожи были издали их фигуры, и у него отчего-то защемило сердце.

Они ехали к Медвежьим Озерам через деревушки, оставленные вдали от Ярославского шоссе, и чем дальше они удалялись от центральной трассы, тем беднее и грязнее становился их вид. Редко в которых из них сверкали церковные купола, и только этот золотой цвет солнца да осиянные кресты как-то скрашивали унылость и обреченность жизни. Лишь они еще не были отобраны у разоренного, вымученного, обреченного на заклание народа, ковыряющегося на своих убогих огородах, бредущего куда-то с сумой, глядящего из-под руки на уносящиеся машины. Несчастные русские люди, не понимающие за что, почему они вновь подвергнуты столь жестоким мукам? В чем снова они провинились перед „мировым сообществом“, чтобы опять выдерживать удары сатанинских сил, проламывающих бреши в России? И откуда вдруг взялось столько новых предателей, твоих же сыновей и дочерей, ставших в одночасье оборотнями и вампирами, сосущими последнюю кровь из родной земли? Кто и по чьей воле вынул у них разум?

Поля, по которым они проезжали, отличались удивительной особенностью, свойственной русской равнине: с разных точек все вокруг виделось совершенно по-разному, словно через каждые сто метров ты попадаешь в новое царство-королевство. Вот вроде бы один горизонт, а проедешь чуть дальше — и он уже совсем иной, и все кругом другое, необычное, любопытное, ласкающее взгляд. Нет того европейского однообразия, когда целый час едешь по какой-нибудь сельской Германии — и все вокруг одно и то же, одно и то же. Скука.

Местность, называемая Медвежьими Озерами, начиналась после холмов, с которых они спустились по разбитой тракторами колее. Там, вдали, блестели синие блюдца, высились гигантские массивы сосен, похожие на коричневые куски сдобного пирога, виднелись богатые, фаянсово-сахарные особняки, и все это напоминало приготовленное к чаепитию угощение. Здесь уже шла хорошо бетонированная дорога, петлей соединяющаяся с Ярославским шоссе. Ехали теперь быстро, лишь изредка останавливаясь, чтобы расспросить встречавшихся путников о владениях доктора Хашиги. Странно, но не каждый-то и знал, где находится поместье этого загадочного иранца. Проплутав с полчаса, они наконец-то определились, выяснив у одного из „новых русских“ правильное направление, и устремились к дальним озерам, пока не уткнулись в трехметровую кирпичную стену, тянувшуюся неведомо куда. Целый стадион „Маррокана“ отхватил себе доктор Саддак, сомкнув стеной одно из озер, взяв его в полон своими зелеными. Поехав наугад влево, они остановились возле массивных, бронзовых ворот, перед которыми лениво покачивался на стуле охранник. Завидя их, он что-то произнес в рацию, продолжая также лениво покачиваться, но уже не спуская с Юнгова и Терояна, вышедших из машин, маленьких злобных глазок. По лицу этот человек вроде бы был когда-то русским, да теперь уже вряд ли считал себя таковым, приобщившись к благам западной цивилизации.