Оборотень - [11]

День начался шумно и весело. Две ночи покоя и тишины заметно улучшили настроение обитателей и этого дома, и соседних. Все начали верить, что медведь больше не появится, что бросившиеся ему вслед охотники спугнули зверя, и он убрался в горы.

Конан снова весь день бродил по лесу, но опять не нашел ничего, что говорило бы о присутствии поблизости какого бы то ни было крупного хищника. Возвращался он радостный, предвкушая сытный ужин и еще одну ночь с Гельдис. Он торопился, чтобы поскорее увидеть ее, прижать к себе, поднять на руки и бережно уложить на мягкие пушистые волчьи шкуры.

Гельдис выбежала ему навстречу. В руках она держала пустую деревянную кадку.

– Иди в дом. Я сейчас наберу воды и вернусь.

– Подожду тебя у ворот. Я не устал сегодня. Копил силы для тебя, – улыбнулся Конан.

Гельдис вприпрыжку, словно маленькая девочка, бросилась к невысокому холму, под которым протекала узкая быстрая речушка, не замерзающая даже в сильные морозы. Киммериец смотрел ей вслед, и блаженная улыбка не покидала его лица. Вдруг тишину прорезал оглушительный вопль. Конан метнулся к холму, и перед ним открылась жуткая картина: огромный лохматый медведь сжимал Гельдис страшными когтистыми лапами. Она извивалась и кричала, а хищник, словно издеваясь над варваром, не спешил расправиться с ней. Стрелой зверя было не достать, и киммериец кинулся вниз, выхватывая на ходу охотничий нож. Когда до медведя оставалось пятнадцать-двадцать шагов, он резким движением правой лапы сломал шею своей жертве, швырнул ее в снег и пустился наутек. Монстр убегал так стремительно, что ни один человек не сумел бы его догнать.

Конан опустился на колени перед Гельдис, взял в ладони ее лицо и повернул к себе. Женщина была мертва. Киммериец медленно поднялся, повернувшись к лесу, погрозил исчезнувшему хищнику кулаком и крикнул:

– Это была твоя последняя жертва! Больше ты не причинишь горя!

Всю ночь варвар не сомкнул глаз. Он оставил ворота открытыми и притаился за одной из створок, сжимая в руке свой верный меч. Несколько раз ночные тени обманывали его, и Конану казалось, что со стороны леса медленно движется огромная, чуть сутулая фигура. Он собирался, как зверь перед прыжком, готовясь нанести удар, но снова опускал клинок и пристально вглядывался в темноту. Он был напряжен так, что, казалось, слышит дыхание земли. Даже крохотная мышка не могла проскочить мимо. И все-таки хищник обманул его: утром обнаружилось, что пропал мальчик. Конан обошел поселение кругом и нашел в бревенчатом тыне дыру. Она была проделана так аккуратно, что у киммерийца холодок пробежал по спине: он вспомнил слова Горма об оборотне. Неужели старик прав?

Варвар не находил себе места, считая, что виноват в смерти ребенка. Почему он решил, что медведь непременно пойдет к воротам? Почему он сидел на месте и не сообразил, что нужно осмотреть тын и проверить, нет ли лазеек? Непростительная самоуверенность! Конан отправился в лес и бродил там до наступления темноты, но ни следов, ни тела мальчика так и не отыскал.

Низко опустив голову, согнув плечи под тяжестью обрушившихся на него напастей, возвращался киммериец в поселение. Там его уже поджидали пятнадцать воинов, которых Ньорд прислал ему на смену. Конан собрал их вокруг себя и долго, обстоятельно рассказывал о событиях последних дней. Это отняло у него остатки сил: работать мечом для варвара было гораздо легче, чем языком. Воины внимали ему, не сводя с Конана глаз, так как прекрасно понимали, что им предстоит решить нелегкую задачу.

Сон сморил киммерийца на полуслове, и он заснул прямо за столом, опустив на руки тяжелую голову с длинными спутанными волосами. Ему снилась Гельдис. Женщина протягивала к нему руки, звала, манила, но стоило Конану хоть немного приблизиться к ней, исчезала, таяла, как утренняя дымка. Затем он увидел веселого мальчика, прыгающего на одной ножке и хлопающего в ладоши. Ребенок приглашал его поиграть, звал в лес. Киммериец делал шаг ему навстречу, но очаровательная мордашка с розовыми щеками неожиданно вытягивалась, обрастала шерстью и превращалась в злобную морду зверя с оскаленной пастью. Души жертв оборотня взывали к нему, требовали отмщения.

Проснулся Конан в холодном поту, усталый и разбитый, словно не спал вовсе. Он позавтракал на скорую руку, снова собрал воинов и еще раз объяснил им, что нужно делать. Затем варвар поднялся, взял свое оружие и решительно направился к поселению Ньорда, не оглядываясь и стараясь ни о чем не думать. Ему хотелось поскорее добраться до цели и поговорить с Гормом. У старика превосходная память, он прожил длинную и трудную жизнь и наверняка, если постарается, вспомнит что-нибудь очень важное. Гнусная тварь должна быть уничтожена.

При всей своей безжалостности и нечувствительности Конан никогда не поднимал руку на женщин и детей, считая это недостойным человека. Слабый и беззащитный не может быть противником. А кровожадная гадина охотилась именно на них. И кем бы она ни была: человеком, оборотнем, зверем, – она не должна жить. И не будет. Конан остановился, поднял голову к голубому бездонному небу, воздел к нему руки и крикнул: