Оборотень - [2]

- И как же это у вас получается? - не мог я вообразить себе этого парня попом.

- Получается ничего. Когда настроение есть, так здорово даже. Такое накручиваю, что сам удивляюсь. Но малоинтересно, конечно,- поскучнел он на минутку, чтобы тут же опять оживиться.- Вот в Качуге мы "Трагика поневоле" играли, вот там я показывал!

- И вы прямо так выступаете, в таком виде? - спросил я его о красноармейской шапке и ватнике, доставшихся ему, вероятно, после отца.

- Нет, зачем. Мне бабы обмундирование сделали. Правда, черного материала тут не нашлось, но они намяли лукошко черники, выкрасили несколько юбок и сшили мне ряску. Когда надо, скажем, крестить, я ее надеваю, беру корыто с водой - и пожалуйста. За мальчика мне дают порося, за девочку - курицу. А кроме того, угощение.

- А за службы что получаете?

- Орехов, муки, иногда белку на шапку.

- Ну, а еще что вам приходится делать в роли попа?

- Да всякое делаю. Не хуже знахарки. И язвы лечу, и мужнину любовь сохраняю... В общем, что с меня требуют, то я и делаю. Принесет, например, баба гривенник, я благословлю его ей, она в ботинок положит и носит под пяткой, чтобы мужа тянуло не из дома, а в дом. Вот вам и сбереженье любви.

- И помогает?

- А как же! Здешние женщины и сами с женатым не свяжутся, а чужие есть только в Жигалове, в Киренске. И туда и сюда - двести верст без тропинок. Кто же побредет за грехом! Вот и помощь моя!

Он скалил мальчишечьи белые зубы, и я тоже не удержался от смеха.

- Значит, от греха предохранять вы умеете,- вынужден был я согласиться. - И язвы, говорите, тоже можете молитвой лечить.

- Я-то могу, да язвы, стервы, не слушаются.

Он опять рассмеялся.

Хотя я понимал, что этого парня следовало бы продолжать драть крапивой, он становился мне все симпатичнее.

- Ну хорошо,- перешел я на деловой разговор,- у вас, я вижу, хватает духу на очень сомнительные дела и поступки. Наберитесь же духу сказать, кто затеял с оленем...

- Скажу вам по-честному,- ответил он, посерьезнев и смотря мне прямо в глаза,- никто не затеял. Мужики вам правду сказали. Это закон здесь. Если человек от закона отступится, его надо в лес... Самим грех убивать, а за зверя не отвечают... Но вы не думайте, что это от злости. Нет, тут все смирные, но только строгие очень. Соблюдают, чтобы греха ни в чем не было.

- Но ведь кто-то был первым,- настаивал я,- обязательно был! Ну, кто раньше других закричал: "На оленя!" Кто схватил, стал руки заламывать, а?

Мой собеседник на минуту задумался.

- Старики были первыми,- сказал он уверенно.- А держали Егор, Катанок, Меченый... Меченый и руки ломал... Он против греха особенно строгий. Всегда очень старается. Ему ведь надо судьбу обмануть... Нашел! - оживился вдруг Миша.- Я вас к Меченому и отведу на квартиру. У него жена с животом. Вот-вот разродится. И изба-пятистенка. Хоть спи, хоть гуляй. Шаньги на масле будете лопать, пельмени. И рябчиков тоже нажаривают. Он добывательный - Меченый. У него не сгорюете.

- Мне все равно, где жить. А это что, фамилия или кличка такая?

- Не кличка и не фамилия. Это назвали по факту. Ну, вот есть тут у нас, например, хромой человек, его Хромым и зовут. И Меченый тоже есть меченый.

- Клейменый, что ли? Зарубки на нем?

- Нет, зачем,- засмеялся мой собеседник.- Он в другом роде меченый. Судьбою был меченный. Он без дня, понимаете?!

- Нет, не понимаю.

- Ну, у вас, у меня, у каждого человека день ангела есть. А его мать двадцать девятого февраля родила на Касьяна, и такой день только раз в четыре года бывает. И тогдашний поп сказал матери, что, раз он без дня, ему удачи в жизни не будет... И с ним вправду случалось плохое... Вот он и злой на судьбу. Все чего-то ждет нехорошего. Будто опять с ним особенное приключиться должно. Боится, хочет отхитриться от этого. Поэтому соблюдает все правила... Понятно теперь? А в общем, конечно, темень и глупость. Если бы здесь пьески разные ставить, то всю эту дурь можно бы раскрошить, как Колчака. Но, конечно, на первое время артистам охрана нужна бы...

- Ну что же,- кисло сказал я, не будучи еще в состоянии освоиться со всем, что услышал,- к Меченому так к Меченому. Идемте. Раз вы духовный пастырь, так ведите меня...

Этот разговор с Мишей Онуфриевым был первым и последним веселым разговором в Сохатовке. Дальше уже ничего веселого не было.

МОЛОДАЯ

Я делал вид, что пишу, но непрерывно наблюдал за хозяйкой. Ее можно было посчитать сумасшедшей - настолько все ее движения казались бессмысленными.

Она посадила в печь хлебы, а потом то и дело подходила к ведру с холодной водой и мочила в ней руки.

- Зачем это вы? - не выдержал я.

- Чтоб пропекся,- объяснила она.

- А это зачем? - снова спрашивал я, когда она отрезала от хлеба почерневшие корки и с отвращением долго жевала их.

- Чтоб уродился здоровенький...

Ольга относилась ко мне без любопытства, ни о чем не заговаривала, отвечала не глядя и односложно. Так она держалась со всеми, даже с собственной матерью, то и дело забегавшей к ней по разным хозяйственным надобностям. Зато я сразу оценил ту небрежность, с которой она оставила на виду свою жизнь. Женщина ни в чем не стеснялась меня и не интересовалась впечатлением, какое откладывают во мне ее слова и поступки. Это позволяло мне открывать много диковинок.