Оборотень - [7]

Что мог он ей сказать? Ведь от чужого наслаждения нет никакого проку. Оно лишь усиливает в том, кто его доставляет, сознание собственной власти и превосходства. Но даже похоть лишь до определенного времени может быть самым сильным импульсом, но есть помощнее чувства — это алчность и ненависть. Раньше в лицах своих потенциальных жертв он видел лишь уродство, рожденное похотью и алчностью, отчего не испытывал никаких угрызений совести. Тогда он чувствовал себя клинком, звенящим злым, холодным стремительным, сверкающим, острым.

Зачем Ларисе знать обо всех, их было так много? Как они все выглядят, он уже почти не помнил, кроме одной… Он никогда не возился с девочками своего возраста, от них никакого навара, кроме как сентиментальной чепухи, романтического бреда, слез, соплей, клятв. Александр даже гордился своим занятием, выполняя его на самом высоком уровне, кроме денег, находя в нём ещё и эстетическое удовольствие. Зрелые, состоятельные матроны, как мотыльки на огонь свечи, летели на блеск его прекрасных глаз. За деньги они хотели получить то, чего нельзя купить…

Вскоре Лариса, найдя родственную душу, вместе с мужем переехала в другой город. Она написала несколько писем, но Александр не ответил. Зачем? Ревность, одна из сторон зависимости, а он даже на расстоянии ни от кого не хотел зависеть. Если счастье всегда должно измеряться пережитыми несчастьями, то Лариса вполне заслужила свою выпавшую награду…

Теперь ни одна душа не звонила в его дверь, так как он никому не открывал. Соседи постепенно перестали тревожить, А друзей в этом городе у него не было.

Хотя он давно пришёл к мысли, что жизнь зависит не от друзей, а от врагов, к Ларисе он испытывал нечто схожее с любовью. Склонность к одиночеству была признаком его гордости, а гордость — проявлением силы, свидетельством его силы, пока что ждущая применения.

С девушкой он познакомился в больнице, куда попал по причине воспаления легких. Но это задолго до его ненависти. Тогда он хотел умереть. Голый по пояс он несколько часов в коляске просидел на балконе.

Теперь же все по–другому, ненависть такое дело, коему учатся годами, тогда она становится страшнее удара ножа в спину. Чтоб избавиться от этой ненависти, надо непременно её удовлетворить…

В школе он ненавидел свою внешность, но вскоре лучше своей матери научился из привлекательности извлекать выгоду…

В четырнадцать лет, когда афганец предложил ему поискать другого учителя, он взял все деньги, спрятанные в шкафу. Мать тогда жила с третьим мужем, пробавляющимся в торговле.

* * *

Несколько ночей он спал на пляже, лежак затащив в кабинку для переодевания. Тихо шипели и плескались волны, лунная дорожка протянулась до волнолома, отовсюду плыли тревожно–незнакомые запахи. Вот и сбылась мечта Сашки увидеть море.

Хрустя галькой, мимо кабинки проходили парочки, слышался страстный шёпот, вздохи, звуки поцелуев. Сам воздух, казалось, был насыщен желанием, зовом любви, кои усиливал аромат цветущей магнолии. Сашка никогда никого не любил, хотя в школе регулярно в сумке находил откровенные записочки девчонок. Молоденькие учительницы во время уроков на нем подолгу задерживали взгляды…

Ранним утром, до прихода орды «дикарей», в ближайшей чебуречной он пепси–колой запивал горячие, вкуснейшие чебуреки. После десяти, пляж, засыпанный галькой, превращался в дымящуюся жаровню. Пока были деньги, Сашка не строил планов на будущее, он наслаждался морем и фруктами, которые воровал в садах. Абрикосов было столько, что, падая, они гнили под деревьями. За эти самые абрикосы торговцы–кавказцы в его городе драли бешеные деньги.

Однажды слишком далеко он заплыл за бакен, а потом долго, выбиваясь из сил, добирался до берега. Когда, пошатываясь, он вышел из воды, то не нашел своей одежды. Страх ознобом окатил позвоночник. Пляж, протянувшийся на добрых два километра, как тюленями на лежбище, завален коричневыми, красными, белыми телами отдыхающих. Везде большие полосатые зонты, кабинки, лежаки, никаких особых примет, зацепки. Семья, возле которой он оставил одежду, видимо, ушла. В одних плавках, погруженный в мрачные мысли, Сашка долго, неприкаянно бродил по берегу. В карманах брюк и тонкой куртки деньги, свидетельство о рождении — единственный документ, говорящий, что у него есть родители, хотя своего законного отца он никогда не видел, ничего о нем не знал…

— Молодой человек! — вдруг окликнула его брюнетка с пышным бюстом и белой полоской бумаги на носу, чтоб не облупился. — Вы случайно не одежду свою ищете?

Она–то его сразу приметила, как только он разделся и пошёл к морю. Какая прелесть этот мальчишка! В последнее время её стали волновать подростки, даже их прыщи… А у этого — кожа чистая, гладкая, чуть тронутая загаром. А какие глаза! Волосы! Сложение! Античный мальчик! Ведь раньше греки, до нашествия ахейцев из Малой Азии, были русоволосы и голубоглазы. Смешение крови не всегда приносит положительные результаты…

Потом на открытой веранде ресторана «Чайка» ложечками из вазочек они черпали мороженое, запивая его слабым сухим вином. В тот же день брюнетка отвела его к знакомым и за койку в сарае заплатила на две недели вперед. Весь дом забит «дикарями», хозяева ютились в летней кухоньке, за летний сезон стремясь как можно больше заработать.