Оборона Баязета: правда и ложь - [25]

Шокированный внезапной атакой Исмаил-хана Нахичеванского противник приостановил свое преследование. В это время на помощь Исмаил-хану из цитадели прибыли пехотинцы из Крымского и Ставропольского батальонов, которые своей огневой атакой по обе стороны от дороги облегчили отступление.

В своем рапорте начальнику Эриванского отряда генералу Тергукасову от 8 июля 1877 года комендант Баязета Штоквич особо отметит умелые и отважные действия отряда Исмаил-Хана Нахичеванского:

«..противник в числе тысяч до 7-ми делает обходное движение по гребню Кизил-дага, дабы отрезать нашим отступление в город. Исмаил-хан сделал быстрое передвижение влево, спешил свои сотни и, занявши хорошую позицию, метким огнем приостановил обходное движение неприятеля и удерживал его часа два на том же месте и тем дал возможность прибывшим и отдохнувшим ротам занять позицию на гребне Кизил-дага и, таким образом, отступить в крепость остальным частям, которые имели бы возможность с крепостных стен прикрывать отступление их».

Факт подвига Исмаил-хана, хотя и с некоторыми неточностями, зафиксирован для истории и в самом авторитетном военном издании российской Военной энциклопедии.

«Лишь благодаря высыпке из цитадели только что прибывшего полковника Исмаил-хана Нахичеванского с 2 сотнями Эриванского конно-иррегулярного полка и обеих оставшихся в городе рот, отряд мог продолжить движение к городу..»

(«Военная Энциклопедия», т.4, С.-П, 1911, с. с. 431–434).

Таким образом, стремительная и внезапная атака четырех сотен милиции полковника Исмаил-хана Нахичеванского, затем пришедшая из цитадели небольшая поддержка да еще прогремевшие орудийные залпы с цитадели — все это спасло критическое положение отряда Пацевича.

Яркое и обстоятельное воспоминание об этом военном эпизоде оставил нам сам Исмаил-хан Нахичеванский.

(Заметим, и это читателю важно знать, что Исмаил-хан всячески стремится уйти от повода восхищаться его отвагой. Он передает события с достаточной сдержанностью и всегда удивительно скромен, если напрашиваются выводы о личной его отваге. Поэтому участие четырех сотен Исмаил-хана Нахичеванского в спасении отряда Пацевича мы, прежде всего, описали по официальным сводкам и донесениям, но отдельные детали, выпавшие из донесений, доводим устами Исмаил-хана с некоторыми сокращениями).

«Незадолго до объявления войны я был назначен командиром вновь сформированного из туземцев Эриванского конного полка, с которым меня и направили на турецкую границу, под начальство генерала Тергукасова.

При выступлении Эриванского отряда в пределы Турции, мой полк был оставлен в Игдыре, в составе бригады, которой командовал мой младший брат генерал Кельбали-хан-Нахичеванский. Задача состояла в ограждении Эриванской губернии от вторжения неприятеля со стороны Чингиля.

Перейдя границу через два или три дня после объявления войны, Тергукасов направился прямо к Баязету, лежащему в северо-восточном углу Азиатской Турции, в 50-ти верстах от Игдыра, и думал штурмовать его. Покинутый турками Баязет был занят 19-го апреля, а остальной Эриванский отряд тронулся по долине верхнего Ефрата в сторону Даяра и Драм-дага.

Турки имели массу средств узнать численность Эриванского отряда еще до объявления войны, и, конечно, воспользовались ими, а поэтому более вероятным представляется то из предположений, что они очистили Баязет вследствие своей малочисленности и неготовности к обороне.

Первые месяца полтора после объявления войны казалось все идет прекрасно. Не встречая нигде сопротивления, Тергукасов безостановочно двигался вперед до Драм-Дагского перевала, на котором только 4-го июня произошло его столкновение с турками.

Сидя в Игдыре, мы еще ничего не знали, конечно, об этом первом кровопролитии, как вдруг вечером, кажется, того же 4-го июня, брат мой получает неожиданное известие о том, что турки в больших силах наступают на Баязет… Он немедленно протелеграфировал об этом Великому Князю Главнокомандовавшему, а мне приказал идти к Баязету с четырьмя сотнями моего полка, чтобы более подробно узнать на месте о положении дела.

Быстро собравшись, мы выступили налегке в ту же ночь и к рассвету, перевалив через Чингильские высоты, начали спускаться в обширную Баязетскую долину, за которой на одном из уступов сероватых гор вскоре начали обрисовываться постройки самого Баязета и между ними высокий минарет крепостной мечети. Около 8 часов утра, когда я был в полуверсте от подошвы Баязетской скалы, высланный из крепости казак известил меня, что турки сосредотачиваются на высотах со стороны Муша. Двинувшись в этом направлении, я вскоре увидел действительно большие массы неприятельской пехоты и конницы, состоявшей преимущественно из курдов; артиллерии не было. Войска эти, как говорилось, под начальством Измаила-паши занимали высоты, командующие Баязетом, и немедленно перешли в наступление.

Около 10 часов утра завязалась у нас жаркая перестрелка с передовыми толпами курдов, к которым около полудня присоединилась и турецкая пехота. Против моих четырех милиционных сотен, только что набранных из деревень и еще не дисциплинированных, да к тому же утомленных бессонницей и шестидесятиверстным ночным переходом, турки развернули массу в несколько тысяч, которая продолжала еще усиливаться новыми и новыми толпами. Тем не менее, израсходовав все патроны, я послал в крепость за подкреплением. Мне прислали оттуда 25 человек с офицером. Пока с этой горстью мы выдерживали адский огонь турецкой пехоты, толпы курдов начали охватывать мои фланги и заскакали даже в тыл. Опасаясь быть отрезанным от крепости, я начал отступление, причем курды насели так энергично, что сотни мои точно растаяли: многие были перебиты, других схватили в плен, третьи разбежались. Со мной осталось только 28 человек с 4 офицерами, в числе коих был и мой сын. Тогда я приказал своим всадникам посадить к себе на седло по одному солдату, и в таком виде вскочил в цитадель Баязета».