Обняться, чтобы уцелеть - [62]

– Ничего, я благодаря своей работе научилась верить в чудеса. И не пожалею времени, чтобы послушать! Только сделаю пару звонков.

Неужели наконец-то нашелся кто-то, кому он может все это выплеснуть без риска быть принятым за помешанного! А тут еще слушателем оказался не «кто-нибудь», а Ксения, его Ксю… Леонид начал с самого начала и рассказал ей про то, как им вдруг овладела навязчивая идея помолодеть. Про мысли о самоубийстве и решении переехать в Москву, принятом перед зеркалом в ванной. Про то, как он надумал поселиться именно в этой квартире на Бульварном кольце, и про свое молодое отражение в зеркале. Про то, как вдруг его собственное отражение с ним заговорило, рассказало о зазеркальном мире и возможности обмена телами. Про то, как они «обработали» Кирилла и как произошел обмен. Про то, как он узнал, что болен, как Олеся от него отказалась, как он хотел покончить с собой и как отражение все объяснило. Последней части своего повествования, касающейся Глеба Серебряного и объясняющей все происходившее, он уделил особое внимание.

Ксения слушала очень внимательно, то и дело задавала вопросы.

– Ну что же, ты мне веришь? – с надеждой спросил он.

Она пожала плечами:

– Знаешь, если бы ты пришел ко мне в своем прежнем облике и выдал бы нечто подобное, я бы ни секунды не сомневалась в том, что у тебя шизофрения! Но поскольку передо мной совсем другой человек, то тут возможны четыре объяснения.

– Целых четыре? – насторожился он. – И какие же именно?

– Первое: ты Кирилл Рощин. Ну, или какой-то другой человек, неважно. Факт тот, что ты не Голубев, но вообразил себя им после того, как вы очень много и тесно общались. В психиатрии нередки такие случаи, когда больной вдруг объявляет себя какой-то известной личностью, Наполеоном, например. Тогда и рассказанная тобой история с зеркалами и масонами легко объясняется…

– Тем, что это бред сумасшедшего? – усмехнулся он.

– Вот именно! – она не стала с ним деликатничать. – Но я не склонна придерживаться этой версии. Да, ты мог перенять манеры Леонида, его жесты, интонации… Леня просто не мог столько тебе рассказать. Да и не стал бы он этого делать, не такой он человек.

– Тут ты совершенно права, – кивнул он. – О наших отношениях я так никому ничего и не говорил. Ни Жорке, ни Людмиле…

– Вариант второй, – увлеченно продолжила она. – Ты – самозванец. Тем или иным образом сумел очень хорошо узнать Леонида, научился отлично его копировать и теперь собираешься выдавать себя за него. Теоретически такое возможно. Но тоже отпадает.

– Слава тебе господи! А почему, можно узнать?

– Я не вижу смысла. Для чего разыгрывать этот фарс передо мной! Перед человеком, с которым Леонид Голубев вот уже восемнадцать лет не общается? Логичнее было бы объявиться в тех кругах, где он вращается, и, скажем, заявить свои права на активы холдинга… Но в этом случае твоя легенда явно была бы куда проще. Например, та же пластическая операция или что-то в этом духе…

– Стало быть, второй версии ты тоже не придерживаешься? Это радует.

– Ну, полностью я ее не отвергаю… Если тут какая-то сложная интрига, то со временем это станет ясно.

– Ладно, подождем. Какие еще у тебя будут объяснения?

– Третье – это то, что я сошла с ума. Все эти сны, и мое отражение… Последние дни мне тоже кажется, что, когда я смотрюсь в зеркало, со мной словно кто-то разговаривает. Заставляет вспоминать тебя, задумываться о прошлом… В общем, если честно, третий вариант мне тоже совсем не нравится. Нет никакого желания записываться в душевнобольные.

– Значит, остается последняя версия. И какая же она?

– Самая нелепая. Ты говоришь правду. И все эти невероятные события действительно с тобой произошли.

Он даже засмеялся от радости.

– И… Что ты мне на все это скажешь?

Она вдруг тоже улыбнулась:

– То, что я уже минут сорок просто умираю, как хочу курить. Но в здании это категорически запрещено. Пойдем в скверик, покурим?

– Пойдем. Только я больше не курю.

– Вот как? Давно бросил?

– Да уж лет двенадцать…

– Молодец какой! А я, видишь, до сих пор не могу… Кстати, а что я тогда курила?

– Болгарские сигареты. Больше всего любила «ВТ», но когда их не было, покупала Opal или Rodopi. Слушай, тебе не надоело меня проверять? А то ведь я спрошу, что курил я?

– А и спрашивай, я это прекрасно помню. Явскую «Яву» за сорок копеек.

– Точно, сразу блоками брал… Ну что, вопросы на сегодня закончились?

– Практически. Остался только один.

– И какой же именно?

– Как поживали все эти годы триста спартанцев?

– Ксю, милая… – Он все-таки осторожно приобнял ее, но тут же на всякий случай отстранился. Ее волосы, как прежде, пахли зелеными яблоками, он почувствовал это даже сквозь стойкий аромат французских духов.

– Знаешь что… – вдруг сказала она, когда они вышли из здания клиники и уселись на пригретую весенним солнцем скамейку в близлежащем сквере, – мне безумно хотелось бы увидеть Леонида. Вернее, конечно, не Леонида, а его… твое бывшее тело, в котором живет сейчас этот самый «серебряный масон». Как думаешь, такое в принципе возможно устроить?

Он взглянул на часы:

– Да, и не так сложно. Сейчас всего начало двенадцатого. Обычно он выходит из дома не раньше полудня. Я на всякий случай некоторое время наблюдал за ним и представляю себе его распорядок дня… Мы можем подъехать к особняку на Бульварном, припарковаться где-нибудь неподалеку и подождать в автомобиле. Если повезет, увидим его.